|
Она сказала Гу Юнхуэю, что, когда приехала в Париж, почти сразу же почувствовала себя плохо. У нее совсем не было аппетита, по утрам ее тошнило. Она пошла в больницу сдать анализы, по результатам которых подтвердилась беременность. Фан Хуэй сказала, что не хотела делать аборт – это же убийство, и она не могла на него пойти. Но также не могла и смириться с тем, чтобы ее ребенок рос без отца. Гу Юнхуэй воспользовался удачной возможностью и поклялся перед Небом, что никогда больше не изменит жене. Тогда Фан Хуэй простила его.
– Вы же говорили, что Гу Юнхуэй не является биологическим отцом Гу Яна. Разве у нее тоже была любовная связь в этот период? – Верно. – Знал ли про это Гу Юнхуэй? – До самой смерти он думал, что Гу Ян – его родной сын. – Это… – Я потерял дар речи, не зная, что и сказать. – Это и было самое страшное в возвращении Фан Хуэй. Она вернулась только для того, чтобы свести счеты с бывшим мужем. Развод не смог потушить пламя ее гнева; она хотела наказать Гу Юнхуэя, чтобы все его активы, все имеющиеся богатства, все, что у него было, перешло в руки к сыну, в котором не было ни капли его крови. Я думаю, таким был ее замысел. Жестокая женщина… – Сказав это, Чжэн Сюэхун повернулся ко мне: – Дорогой Хань, в этом мире нет ничего опаснее обиженной женщины. Помни об этом! Я был так ошеломлен, что не мог произнести ни слова. Если выводы Чжэн Сюэхуна достоверны, то Фан Хуэй действительно безжалостная женщина. – Откуда вам известно, что Гу Ян не родной сын Гу Юнхуэя? – У Гу Юнхуэя была четвертая группа крови, у Фан Хуэй – третья, а у Гу Яна – первая. С точки зрения генетики родители с четвертой и третьей группой крови не могут родить ребенка с первой. Сказав так, Чжэн Сюэхун добавил: – Гу Ян рассказал мне про свою группу крови, когда я болтал с ним: мы тогда обсуждали тему соединительных тканей. Он был весьма любознательным ребенком. Ох, как же мне его жаль… – Об этом знает кто-нибудь, кроме вас? – задал я еще один вопрос. – Боюсь, что нет. Чжэн Сюэхун снял очки, подышал на них и осторожно протер салфеткой для очков. Какое-то время спустя, удовлетворенный результатом, он снова водрузил их на переносицу. 3
– Я немного проголодался. После того как профессор Чжэн Сюэхун ушел, Чэнь Цзюэ взглянул на настенные часы: было уже одиннадцать часов вечера. Мы не знали, спит дядя Чай или еще нет. Только вот Чэнь Цзюэ совсем мало поел за ужином. – Давай пойдем на кухню и посмотрим, что там есть из съестного. Не надо беспокоить дядю Чая, я сам что-нибудь соображу. После того как он это сказал, я тоже почувствовал голод. Если есть на ночь глядя, легко набрать вес. Жирка у меня и так хватало; пара лишних приемов пищи погоды не сделает, решил я и последовал за Чэнь Цзюэ вниз по лестнице. В коридоре было ужасно тихо, что усиливало гнетущее ощущение от черных стен. Мы шли сквозь мрачную обстановку в полнейшей тишине, которую нарушали только шум дождя на улице и эхо наших шагов. Кухня находилась справа от лестницы. Дяди Чая там все-таки не было: он, должно быть, ушел спать. Чэнь Цзюэ зашел на кухню, открыл холодильник и принялся рыться в нем. А я просто стоял столбом и смотрел, как он суетится. Чэнь Цзюэ вытащил пару говяжьих стейков и несколько яиц. – Пожарю нам по стейку. Хань Цзинь, принеси мусорное ведро. Я притащил ведро и поставил его рядом с Чэнь Цзюэ. Хоть в ведре и было пусто, от него несло таким сильным рыбным запахом, что я даже закашлялся. Я вспомнил, что сегодня на ужин дядя Чай подавал морепродукты, а значит, в ведре недавно лежала куча крабьих панцирей, рыбьих костей и прочей дряни. Хоть он и вынес мусор, от ведра все еще воняло. – Я так понимаю, Гу Юнхуэй вел беспорядочный образ жизни и до свадьбы… – произнес я. |
