«Если католикам придется покинуть наши ряды, “Аction française” этого не переживет», – предупреждал Димье в мемуарах, опубликованных еще весной 1926 г. (DVA, 210). На полях моего экземпляра против этих слов прежний владелец записал: «Прочитал 18 июля 1927, через 6 месяцев после запрета». Предсказание не сбылось. Непокорным грозило отлучение от таинств, но «Аction française» ответило на «жестокую несправедливость» выражением неповиновения (AFV, 113–123). Французские иерархи подчинились воле папы, и лишь несколько человек, включая епископа Пенона, предпочли отставку и опалу. «Нет ничего тяжелее церковного осуждения, – свидетельствовал Робер Бразийяк. – Похоронная процессия без духовенства, гроб, поставленный членами Лиги [ «Action française»] перед закрытой церковной дверью, толпа, громко читающая молитвы и поющая псалмы. За закрытой дверью порой оказывался священник, столь же страдающий, как и те, кому он отказывал. Но дверь не открывалась».
Католический философ Жак Маритен, близкий к «Аction française» в первой половине 1920-х годов и даже осенью 1926 г. именовавший Морраса «образцом гражданских добродетелей», порвал с движением, заявив, что «с болью думает» о его вожде, затем назвал «поразительным то, что еще большее число (католиков-монархистов. – В. М.) предпочло Морраса папе». Во время войны в Испании духовный разрыв перешел в политическое противостояние и открытую вражду.
По той же причине врагом Морраса стал Жорж Бернанос, «королевский газетчик» первого призыва, восторженно называвший участников движения «подлинными сынами Галлии». Похвалы Доде – с его литературными оценками считались и политические противники – первому роману Бернаноса, отошедшего от политической активности, «Под солнцем сатаны» (1926), способствовали признанию прозаика. В ноябре 1926 г. Бернанос поддержал «Action française» в конфликте с Ватиканом, но годом позже разошелся с Моррасом «без скандала, по-английски», перейдя в газету «Le Figaro», которую парфюмерный магнат Франсуа Коти стал финансировать вместо L'АF. Моррас счел это изменой, хотя расставание было мирным. Только через десять лет Бернанос обрушил на бывшего мэтра неистовые проклятия, но об этом позже.
Поиск везде и во всем германских интриг можно считать манией Морраса, но еще 4 февраля 1922 г. L'АF в корреспонденции из Рима назвала кардинала Акилле Ратти, будущего папу Пия XI, больше политиком, чем священником, и сторонником итало-германо-большевистского сотрудничества (JMM, 151). Германофилом считался и статс-секретарь Ватикана (второе лицо после понтифика) кардинал Пьетро Гаспарри, которого правоверный католик Доде непочтительно отнес к числу «Черетти, Гаспарри и прочих галлофобных Спагетти» (LDD, 99). 25 февраля 1931 г. ватиканский официоз «Osservatore romano» заявил, что церковное «осуждение некоторых принципов программы ни в коем случае не означает осуждения всей политики партии, о которой идет речь». А речь шла о нацистской партии, еще не пришедшей к власти, с осуждением идеологии которой выступила группа немецких епископов.
Дополнительный повод для беспокойства появился 1 января 1927 г. Выступая на новогоднем приеме в Елисейском дворце в качестве дуайена дипломатического корпуса, папский нунций кардинал Луиджи Мальоне высоко оценил «усилия Франции по примирению народов», особо отметив Бриана (AFV, 126–128). Персональное упоминание министра иностранных дел, известного атеиста и проводника антицерковной политики, в речи, адресованной президенту республики от имени Святого престола, выходило за рамки протокольной любезности. Всё «выглядело так, как будто между Кэ д'Орсэ и площадью Святого Петра заключен взаимовыгодный договор. |