В салон зашел второй помощник капитана: «Сообщение для вас, господин Рэч. Только что прибыло по гиперфону».

Рэч открыл конверт и прочел письмо доктора Плогетца:

«Уважаемый г-н Рэч!

У меня есть для Вас хорошая новость — и Вы ее заслуживаете. Нам удалось восстановить Ваше тело, оно Вас ждет. Это было очень сложно. Пришлось вживить новую печень, шесть метров тонкой кишки и новую левую ногу ниже колена.

Я не сообщал Вам об этом раньше, потому что не хотел подавать Вам необоснованные надежды — у нас не было уверенности в том, что все получится. Но с той минуты, как Ваш мозг был удален, над задачей восстановления Вашего тела круглосуточно работали лучшие физиологи и хирурги.

Я знаю, что эта новость Вас обрадует — увидимся уже на этой неделе!»

Рэч передал гиперграмму Констанции Эйверилл.

Она прочла ее и снова заплакала. Ни один из двухсот фалидских глаз Рэча не мог плакать.

В зале ожидания Атлантического госпиталя Космического флота не меньше полусотни человек готовились встретить выписанных друзей и родственников — пациентов, находившихся в палатах небоскребов медицинского комплекса. Пациенты этой крупнейшей больницы в мире спускались по эскалатору группами по пять, а то и по десять человек.

Среди ожидавших была девушка с блестящими темно-рыжими волосами, с изящным, приветливым лицом, свежим, как цветок, но с прямолинейным взглядом ясных глаз, свидетельствующим о внутренней силе. Она сидела и наблюдала за эскалатором, напряженно всматриваясь в лица мужчин — особенно молодых загорелых мужчин — по мере того, как они приближались, в свою очередь пытаясь найти в зале ожидания знакомые лица. Пару раз она приподнималась, но разочарованно опускалась на сиденье.

Проходили минуты. Двери над эскалатором раздвинулись, появилась новая группа пациентов.

В их числе был худощавый, подтянутый молодой человек с большим улыбчивым ртом и продолговатым подбородком; вдоль его щеки тянулся шрам, а кожа его потемнела настолько, что почти не отличалась оттенком от волос — космический загар не проходил много лет.

Девушка присмотрелась — присмотрелась еще раз, медленно поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Молодой человек задержался, переводя взгляд с одного лица на другое. Девушка остановилась. Найдет ли он кого-нибудь другого? Неужели она ошиблась? Нет, не может быть! Она подошла ближе. Он заметил ее, тоже присмотрелся — или к чему-то прислушался? Внезапно он улыбнулся, быстро подошел и взял ее за руки: «Констанция!»

Это было утверждение, а не вопрос. Почти целую минуту они стояли и смотрели друг на друга, вспоминая все былое.

Покидая госпиталь, они крепко держались за руки.

Шато Д'Иф

Jack Vance. Chateau d'If, 1949.

I

Рекламное объявление сначала передавали по телевидению, а через несколько дней оно появилось на врезке в факсимильном выпуске новостей: зеленый текст на черном фоне — скромный прямоугольник среди других объявлений, оранжевых, красных и желтых. Крупным шрифтом выделялись три строки:

Оксфордская терраса — приятный тихий уголок в центре города, прямоугольная в плане пешеходная зона, привлекавшая множество праздных отдыхающих, выпивавших за столиками под красочными зонтами. Вереница тенистых магнолий отгораживала проезжую часть, приглушая уличный шум — здесь он становился тихим и неразборчивым, как отдаленный шелест прибоя, и разговорам мешал только неравномерный перестук мячей, доносившийся с кортов за террасой.