Изменить размер шрифта - +
Участь стряпуху на воле ждет незавидная. Будет вечной приживалой в мужниной семье. С голоду не умрет, но и кусок сладким не покажется. Так что прямая дорога женке в приблуды к боготуру Торусе. Человек он небогатый, но один рот прокормить сможет.

– А ты, я смотрю, и в стражу без бабы не ходишь, – зевнул во весь рот подошедший Соколик.

– Это мое дело, – буркнул Торуса. – А твоя задача – зрить в оба.

– Женка-то уж топтаная, – хмыкнул Соколик. – И не одним селезнем.

Соколик нарывался на ссору, но Торуса лаяться с ним не стал. Все же не безусый он отрок, чтобы на щенячий визг отзываться. А Соколик оттого задирается, что средь боготуров он по возрасту последний и безусой своей юностью тяготится. Вот ведь молодо-зелено. Усы через год вырастут, а за это время из-за длинного языка можно головы лишиться.

– Ты тут посторожи до света, – усмехнулся Торуса. – Может, в твои силки совсем свежая утица попадется. А еще говорят, что безусых снежные бабы любят.

Соколик запыхтел от обиды, но Торуса не стал ждать, когда его прорвет руганью, и направился в терем, дуя на замерзшие пальцы. Соколик что-то крикнул ему вслед, но слова юного боготура, не долетев до ушей Торусы, попадали подмороженными комочками в снег…

С Лепком Торуса разобрался быстро, да и не посмел бы приказный перечить боготуру, тем более в таком деле, как жертва богам. Вилявый тивун затряс плешивой головенкой, заморгал умильно глазами и принялся уверять Торусу, что женщины его не так поняли.

– Лады, – не стал его больше тормошить боготур. – Есть у тебя здесь место, где можно с женкой с глазу на глаз словом перемолвиться?

– А как же, – расплылся в улыбке Лепок. – Говорят, на этом ложе сам Листяна спал. А какие женки ему отслуживали!..

– Про его женщин не скажу, но городец хороший был у колдуна, – вздохнул Торуса. – Жалко, в забросе пропадает.

– Раньше это место проклятым считалось, но раз боярин Драгутин сказал, что Перун огнем своим место сие очистил, то, значит, так оно и есть, – зашептал Лепок. – Боярин Драгутин из первых Даджбоговых ведунов, кому же верить, как не ему?

– Ты это к чему клонишь? – насторожился Торуса.

– Я к тому, что городец сей восстановить нетрудно. Пригнать нужно смердов, и они за две-три семидницы все в прежнее благолепие приведут.

– Может, и приведут, – пожал плечами Торуса, – но мне в этом какая корысть?

– Так ведь городцом будешь владеть ты, боготур. Места здесь богатые дичью, земля жирная, жито будет спеть прямо на глазах. Опять же река рядом ходкая, торговцы по ней плавают взад-вперед.

– Городишь невесть что, – отмахнулся Торуса. – Где я тебе смердов возьму, чтобы восстановить городец? Я у своего отца младший сын, да и семья наша избытком жира похвастаться не может. Все мои нажитки – конь да бронь.

– Будет земля, боготур, – будут и смерды. Сейчас в родах и семьях избыток ртов, от желающих идти на выселки отбою нет. А если ты смердов на первые два-три года от платы освободишь, то они мигом жиром и шерстью обрастут – стриги их потом и стриги.

– Земля-то не моя, кто мне здесь распоряжаться позволит? Князь Всеволод мигом все под себя подгребет.

– Так в том-то и дело, что князю Всеволоду этот близкий локоток никак укусить не удается, – ухмыльнулся Лепок. – Ближники Перуна сразу становятся в дыбки. Листяну-то они отсюда избыли. А князю Всеволоду ссориться ныне с Гостомыслом Новгородским не с руки.

 

– Всеволоду не дают, а мне возьмут да отмерят!

– Ежели князь Всеволод за тебя просить будет, то Перуновы ближники не согласятся, но ежели боярин Драгутин слово за боготура Торусу замолвит, то получится совсем другой расклад.

Быстрый переход