Слово он знал, говорят, и тем Словом мог наслать мор не только на скот, но и на людей. Сам бог Перун вмешался и покарал его, но вот только до смерти ли?
– Это в каком смысле? – Горазд от удивления даже приподнялся на локте.
– С дальних выселок вчера приехал смерд, который рассказал, будто на Поганом болоте объявился Шатун. Конечно, это может быть совсем другой Шатун, без всякого касательства к Листяне, но объявляется в том сельце оборотень уже во второй раз. Первый раз он приходил двадцать лет тому назад. Отрок, рожденный от Шатуна, проживал в том сельце, а ныне исчез – ушел по отцовскому следу и не вернулся.
– Как зовут того смерда?
– Туча, – закивал остроносой головой Сорока. – Вчера я с ним на постоялом дворе столкнулся. От всего сельца снарядили его в Берестень с обозом на продажу. Серебро нужно смердам, чтобы рассчитаться с ганом Митусом.
– Да погоди ты с Митусом! – раздраженно махнул рукой Горазд. – С чего ты решил, что Шатун с выселок может быть Листяной?
Сорока закрутил острым носом. По всему было видно, что тайной своей он дорожит и за просто так расставаться с ней не хочет. Плутоватые его глазки маслено щурились на гана.
– Гривна серебром, но не более, – пообещал Горазд.
– Краем уха слышал, как боготуры между собой разговаривали о городце Листяны Колдуна. Чтобы такое совпадение – и спроста, ни за что не поверю.
О разговоре божьих ближников Горазд знал больше Сороки, но гривны серебром не пожалел. Богатую пищу для размышлений дал ему расторопный служка.
– Смерд уехал из города?
– Вчера еще не расторговался. Наверняка ночует на постоялом дворе. Может, позвать? Смерд степенный, разумный, попусту и абы что болтать не будет.
– Зови с рассветом, – кивнул головой ган.
– Так рассвело уже, на торгу зашевелились.
Занятый своими мыслями, Горазд начисто забыл о ганских обязанностях, чего делать в любом случае не следовало. Пришлось подниматься и идти во двор, считать убитых и раненных божьими воинами.
Зимний день разгорался без большой охоты, словно Даджбогу лень было сегодня справлять свою службу вот и катил он на своей колеснице по небу ни шатко ни валко, скрываясь большей частью за темной завесой.
– Смурно, – вздохнул Сорока, взглянув на небо, – а пора бы уже зиме кланяться весне.
– Смурно, да не морозно, – бросил Горазд. – Будет тебе весна, дай срок.
Из хазар в короткой стычке пал только Гаюн, а все остальные из тех, что находились в детинце, поспешили сложить оружие. Из Твердиславовых гридей тоже мало кто пострадал, а посеченных до смерти и вовсе не было. «Белые волки», первыми ворвавшиеся во двор, не столько рубили, сколько глушили растерявшихся мечников. У страха, как известно, глаза велики, а про Перуновых «волков» ходило много слухов. «Волк» – даже мертвый обязательно достанет своего обидчика, если не на земле, то в стране Вырай наверняка.
Взыскивать ни с хазар, ни с гридей ган Горазд не стал, прогнал он из детинца лишь мечника Садка, открывшего по глупости среди ночи ворота. Садко попытался оправдаться, но не встретил понимания ни у гана, ни у своих товарищей, которые собственный срам поспешили переложить на чужие плечи. Садко был одним из немногих, которые нападавших встретили грудь в грудь.
– Не по правде судишь, ган Горазд, – глухо сказал мечник. – Ошибиться может каждый, а я Твердиславу служил верно, и моей вины в его смерти нет.
Ган и мечник стояли друг против друга посреди двора детинца в окружении хазар и гридей. Горазд в кожухе, но без брони, с копной темно-русых волос вместо шапки, а Садко с обвязанной испятнанным кровью полотном головой. |