Это приближало бытовое выполнение его плана: все-таки трудно было бы даже
изощренным способом уничтожить столько людей. Теперь оставались только трое:
Анна, Падов и Ремин. Но - главные. И притом наступала ночь.
Федор метался душою в поисках подходящей смерти. Сначала ему пришла в
голову мысль их сжечь, живьем, ночью, во время сна, когда видения подступают
к горлу.
Тем более, рядом, в сарае, было сено.
Огонь, огонь! - сейчас это соответствовало его душе. Но недостаток этого
способа был в том, что тогда отпадала возможность заглянуть в глаза
умирающим, насытиться их видом. Поэтому имел смысл действовать топором -
тоже во время сна.
В конце концов, уничтожив сразу двоих, одного кого-нибудь - лучше Падова!
- можно было бы обласкать, завести с ним разговор, даже поцеловать перед
умерщвлением.
Федор не знал на что решится.
Между тем Анна, Ремин и Падов оставались одни в комнате. Большей частию
молчали
- каждый по своим углам; иногда только раздавались сдавленные стоны,
вздохи и обрывочные, точно скачущие между ними, слова.
Анна вставала и как бледный, самонаполненный призрак подходила к окну -
пить.
Ремин тихо выл - ему виделось собственное, родное "я", покинувшее тело и
бродящее в раздвинутых мирах. Оно светилось невиданным яйным светом,
расширяясь как звезда, как Вселенная... все дикие, умопостигаемые чудовища
исчезали, растворяясь в его лучах. "Я", отожествленное с чистым духом,
расширялось и расширялось, и не было конца его торжеству... Но был ли это
предел?..
Федор неслышно шевелился за стенкой; он чувствовал дыхание этих
состояний; ворочал ржавый, большой топор.
"Только вечность, вечность!!" - кричал Падов, простирая к себе, в небеса,
руки.
Словно ломались преграды на пути к зачеловеческому сознанию.
Соннов ждал, сам не зная чего, с топором в руках.
Анна плакала в углу.
Ее пронзила гностическая жалось к себе; по форме, правда, Анна видела
свое "я" - по крайней мере внешне - в более человеческой оболочке; она
являлась себе девчонкой, бродящей в адо-раю непознаваемого, девчонкой,
играющей в прятки с Непостижимым...
"Бессмертия, бессмертия!! Сию же минуту!!" - стонала Анна, лежа на досках
ржавой кровати, прильнув к каким-то железным прутьям. Волосы ее разметались,
на губах выделялась пена. Казалось, она была готова отдаться этому
бессмертию, лишь бы вобрать его в себя.
"Моя милая, моя милая", - лепетала она, останавливая взгляд непонятно на
чем.
...Вот она уже плывет среди звезд... А вот - на земле - просто сидит на
скамейке... И это свято.
- Бессмертия, бессмертия! - выла она, и пытаясь обнять, зацеловать свое
"я", точно простирала из своего сознания к себе самой, духовные руки.
Иногда глаза ее выкатывались от непостижимого счастья и ум мутился от
желания объективизировать любовь к себе. |