Книги Проза Юрий Мамлеев Шатуны страница 2

Изменить размер шрифта - +
  Лишь
физическая судорога прошла по его грузному телу. Такой же оцепенелый он  шел
дальше, поглядывая на столбы.
   Парень долго не мог очнуться от этого странного выражения с каким ему был
нанесен удар, а когда очнулся, Соннов был уже далеко...
   Федор брел по узкой, замороченной нелепо-безобразными домами улице. Вдруг
он остановился и присел в  траву.  Поднял  рубаху  и  стал  неторопливо,  со
смыслом и многозначительно, словно  в  его  руке  сосредоточилось  сознание,
похлопывать себя  по  животу.  Смотрел  на  верхушки  деревьев,  щерился  на
звезды... И вдруг запел.
   Пел он надрывно-животно, выхаркивая слова промеж гнилых зубов. Песня была
бессмысленно-уголовная. Наконец, Федор, подтянув штаны, встал,  и,  похлопав
себя по заднице, как бы пошел вперед, точно в мозгу его родилась мысль.
   Идти было видимо-невидимо. Наконец, свернул он в глухой лес. Деревья  уже
давно здесь росли без прежней стихии, одухотворенные: не  то  что  они  были
обгажены  блевотиной  или  бумагой,  а  просто  изнутри   светились   мутным
человеческим разложением и скорбию. Не травы  уже  это  были,  а  обрезанные
человеческие души.
   Федор пошел стороной, не по тропке.  И  вдруг  через  час  навстречу  ему
издалека показался  темный  человеческий  силуэт.  Потом  он  превратился  в
угловатую фигуру парня лет двадцати шести. Соннов сначала не  реагировал  на
него, но потом вдруг проявил какую-то резкую, мертвую заинтересованность.
   - Нет ли закурить? - угрюмо спросил он у парня.
   Тот,  с  веселой  оживленной  мордочкой,  пошарил  в  карманах,   как   в
собственном члене.
   И в этот момент Федор, судорожно крякнув, как будто  опрокидывая  в  себя
стакан водки, всадил в живот парня огромный кухонный нож. Таким ножом обычно
убивают крупное кровяное животное.
   Прижав парня к дереву, Федор пошуровал у него в животе ножом,  как  будто
хотел найти и убить там еще что-то живое,  но  неизвестное.  Потом  спокойно
положил убиенного на Божию травку и оттащил чуть в сторону, к полянке.
   В это время высоко в черном небе обнажилась луна. Мертвенно-золотой  свет
облил поляну, шевелящиеся травы и пни.
   Федор, лицо которого приняло благостное выражение, присел на пенек,  снял
шапку перед покойным и полез ему в карман, чтобы найти  пачпорт.  Деньги  не
тронул, а в пачпорт посмотрел, чтобы узнать имя.
   - Приезжий, издалека, Григорий, - умилился Соннов. - Небось домой ехал.
   Движения его были уверенные, покойные, чуть ласковые; видимо он  совершал
хорошо ему знакомое дело.
   Вынул из кармана сверток с бутербродами и,  разложив  их  на  газетке,  у
головы покойного, с аппетитом, не спеша стал ужинать. Ел сочно, не  гнушаясь
крошками.
   Наконец, покойно собрал остатки еды в узелок.
   - Ну вот, Гриша, - обтирая рот, промолвил Соннов, - теперь  и  поговорить
можно...
   А!? - и он ласково потрепал Григория по мертвой щеке.
   Потом крякнул и расселся поудобней, закурив.
   - Расскажу-ка я тебе, Григорий, о своем житьи-бытьи, - продолжал  Соннов,
на лице которого погруженность в себя  вдруг  сменилась  чуть  самодовольным
доброжелательством.
Быстрый переход