Подошла ближе. Сунула руки в карманы джинсов.

Его кресло с вогнутой спинкой перед ней. Стояла и смотрела на консоль. Множество всяких тумблеров, рукояток, кнопок с маркировками – для каждого экрана своя. На центральном пульте – ручка с набалдашниками, переключатели... В глубине – утопленные в светло-коричневую панель из пластика – два видеоплейера. Встроенные электронные часы – на индикаторе высвечивают голубым 12.55, телефон, отрывной блокнот на магните. Глубокая миска с мармеладом. Цветной пат. Те самые.

За спиной – звук прикрываемой двери...

Она посмотрела на жемчужно-размытое отражение на центральных экранах, то есть на "1" и "2"... Приближается, со стулом, слева.

– Ты меня записывал на видеопленку? – спросила, оборачиваясь.

Он поставил рядом с ней стул, обтянутый белой кожей, из обеденного гарнитура, ухватился за высокую спинку, взглянул на нее.

– Да. В первый вечер. Ты принимала ванну. Но почти ничего не видно. Темно, как ночью. И нас обоих. Тогда, в субботу...

Она отвела взгляд.

– Лгун ты! – сказала она.

– Ну почему же? Пошел за шампанским, включил аппаратуру... – Улыбнулся. – Такой торжественный момент. Самое время запечатлеть. Разве нет? Только не проси меня стереть запись. Пленка хранится в тайнике, и, думаю, когда будем старичками, с удовольствием вспомним молодость. Тем более, что мы с тобой, полагаю, единственная пара в мире с записью первой встречи, близкого знакомства, так сказать.

Взглянула на него. Задержала дыхание.

– Вот в этом не сомневаюсь, – сказала она, отворачиваясь.

Он подвинул ее стул ближе к экранам, наклонился, поцеловал в голову.

Приглушил свет зеленой лампы.

– У меня здесь есть содовая. Вообще все, – сказал он. – Что-нибудь хочешь? – Она, покачав головой, потерла тыльную сторону ладони.

Он сел в кресло, подкатился к консоли. Что-то нажал. Вспыхнул красный огонек. В глубине квартиры послышалось жужжание.

Она прислонилась к прямой высокой спинке стула, закинула нога на ногу, сложила руки.

– Подожди минутку, – сказал он. – Сейчас отмотаю ванный вариант и берлогу Сэма.

В мертвенно-бледном свечении экранов – его руки. Прошелся правой по пульту – что-то нажимал, щелкал тумблерами, ближними к ней.

– Что это жужжит? – спросила она.

– Источник питания. – Рука опять побежала по каким-то клавишам. – Он понижает напряжение и выпрямляет его. Если поставить свой источник для каждого экрана – будет такая жарища, а шум – с ума сойдешь. У меня всего один, огромный, там, в глубине квартиры. Хочешь, могу двери закрыть, если раздражает.

– Ничего, потерпим, – сказала она. Смотрела на его профиль. – Если переключить твои усилия и всю эту технику на что-нибудь стоящее, представляешь, что будет?

– Дай только срок, – сказал он. – Идеями полна голова. О'кей... – он повернулся, щелкнул тумблером. – Поехали! Вот он, настоящий "Золотой век телевидения"!

Экраны вспыхнули и замерцали. Голубовато-белые – по обе стороны, по всем рядам. Третий ряд снизу остался темным и самый нижний, за исключением тех экранов, что под двумя большими, – вход в здание, вестибюль, швейцарская, оба лифта.

– Ну, где там наша Фелис? – сказал он, нажав какие-то кнопки.

На центральных экранах четко обозначились ее гостиная, ее спальня.