|
Маленькое личико с тугой, прозрачной, будто покрытой парафином кожей застыло в неподвижности. Большие синие глаза с чуть голубоватыми белками и туманным взглядом придавали ее лицу такое выражение, словно говорит она не о том, о чем думает. За столом Иоганн оказался рядом с Ангеликой. Она равнодушно улыбнулась ему и сказала, лениво растягивая слова: — Вам приятно сидеть рядом со мной? Иоганн, озабоченно разворачивая салфетку и кладя ее себе на колени, воскликнул: — О фрейлен, я в восторге! — Осведомился: — Что можно вам предложить? Тем же ленивым тоном она протянула: — Я почти ничего не ем. — Несколько листиков салата позволите? — Только чтобы доставить вам удовольствие. Налейте, пожалуйста, вина. — И впервые внимательно взглянула на него. Спросила: — Вы фронтовик? Иоганн отрицательно качнул головой. — Ничего, вы им будете, — твердо пообещала Ангелика. Подняла глаза, сказала значительно: — Но учтите, робких и неумелых убивают в первую очередь. — Ну к чему такие мрачные мысли за веселым столом! — автоматически заметил Иоганн. — А мне таких не жалко. Никогда! Я не могу жалеть тех, кто не хочет или не умеет драться. Вначале такая откровенность показалась Иоганну подозрительной. И он сказал елейно: — Все мы смертны, фрейлейн, но души наши бессмертны. И там, наверху, — он закатил глаза, — ждет нас всевышний... — Ерунда! — брезгливо бросила девушка. — Никто нигде нас не ждет. — Ангелика! — ласково напомнила с противоположного конца фрау Бюхер. — Положи, пожалуйста, господину Вайсу вот этот кусочек. — И робко взглянула на дочь. Ангелика даже головы не повернула в ее сторону. С усилием раздвигая бледные губы, спросила: — О, я могу еще любезничать с мужчиной, не правда ли? — Помедлив, сказала серьезно: — Мы с вами принадлежим к одному поколению. У наших родителей поражение в той войне убило душу. Это у одних. У других — отняло жизнь... — Добавила с усмешкой: — Мне еще повезло: мама говорила, что в те годы рождались младенцы без ногтей и волос — уроды. И у матерей не было молока, детей выкармливали искусственно. Этакие вагнеровские гомункулюсы. И мы имеем право мстить за это. Да, мстить, — жестко повторила она. — И я бы хотела служить во вспомогательных женских частях, чтобы отомстить за все. — Кому? — осведомился Вайс. — Всем. Всем. — Вы член Союза немецких девушек? — Да, — решительно ответила Ангелика и так мотнула при этом головой, что пышные, цвета осенней травы волосы рассыпались по плечам. Поправляя прическу, она сказала: — Но я не люблю слушать радио. Не выношу кричащих дикторов. Мы имеем право говорить со всем миром даже шепотом, но весь мир должен с благоговением слушать нас. — Простите, фрейлейн, но я будущий солдат и считаю: команда должна быть громкой. — Значит, я тоже должна кричать? — усмехнулась Ангелика. — Если захотите мной командовать... — А вы любите, чтобы вами повелевали? — спросила девушка. Фрау Бюхер громогласно поинтересовалась: — О чем беседует молодежь? Иоганн улыбнулся и так же громко спросил: — Разрешите, фрау Бюхер, поднять этот бокал за здоровье вашей дочери? Гости зааплодировали. Ангелика бросила недовольный взгляд на Иоганна и, опуская глаза, прошептала: — Вы чересчур любезны. Девушка демонстративно повернулась к соседке и больше уже не разговаривала с Вайсом, не обращала на него внимания. |
