|
Кроме того, я еще не проникся сознанием своего арийского превосходства, чтобы говорить так, как ты с Бертой. — Ты любишь евреев? — Влюблен в Берту не я, а ты. — Мне надоело слушать, что она талантливая, знаменитость! А я... — Что ты? — Обыкновенная посредственность. — Ну, ерунда. Если ты пойдешь по стопам отца, ты займешь надлежащее место в жизни. И в этом тебе мог бы помочь профессор Гольдблат. — Каким образом? — Тебе ничего не советовал по этому поводу дядя Вилли? — Да, он писал... что если Гольдблат согласится уехать в Германию, ему там дадут звание ценного еврея и он сможет в полной безопасности продолжать свою работу. Но под руководством отца. — Значит, твой дядя будет огорчен, когда узнает, что ты поссорился с дочерью профессора. — А какое ему дело? — Ну как же! Ты мог бы содействовать приезду в Германию ценного человека, соблазнив его дочь. И дядя Вилли был бы в восторге от своего племянника. — Ты что, действительно считаешь меня негодяем? — Нет, почему же? Если рейху нужен ценный еврей, надо сделать то, что нужно рейху. — Ты как-то странно изменился, Иоганн. Почему? — Ты тоже. И, возможно, оттого, что мы оба начинаем думать так, как полагается думать наци. — Но это отвратительно -то, что ты мне сейчас говорил. Вайс пожал плечами. Генрих задумался. Потом спросил: — Значит, ты советуешь мне не уезжать отсюда и стать если не зятем, то хотя бы учеником Гольдблата? — А что тебе говорил Функ? — Он требует, чтобы я не медлил с отъездом. -тогда что ж, тогда у меня к тебе одна просьба: скажи Функу, что берешь меня с собой. — Я и не мыслю иначе. Какие могут быть препятствия? — Но ты так ему скажешь? — Без тебя я не поеду, — твердо заявил Генрих. — ты сейчас единственный близкий мне человек. — Улыбнувшись, он проговорил: — Я даже не могу понять: ведь знакомы мы всего несколько месяцев, а у меня такое ощущение, будто ты мой лучший друг. — Благодарю тебя, Генрих, — сказал Иоганн. Генрих пожал протянутую руку, помедлил и обнял Вайса... Рано утром, как всегда точно, минута в минуту, Иоганн Вайс подал машину к подъезду. Функ приказал ехать в гавань. Последние переселенцы должны были отправиться по железной дороге. Несмотря на это, Функ, пользуясь ранее выданным ему пропуском, каждый день посещал Рижский порт, обходил причалы и просил Вайса фотографировать его на фоне портовых сооружений. Развалившись на сиденье, Функ заметил одобрительно: — Аккуратность и точность — отличительная черта немца. Ты был вчера вечером у Генриха Шварцкопфа? — Да, господин крейслейтер. — Кто еще там был? — Дочь профессора. — Как провели время? — Берта и Генрих поссорились. — Причина? — Генрих дал ей почувствовать свое расовое превосходство. — Мальчик становится мужчиной. При тебе звонил профессор? — Да, господин крейслейтер. — У Генриха испортилось настроение после разговора с профессором? — Нет, господин крейслейтер, я этого не заметил. Но он был взволнован. — Чем? — Разрешите высказать предположение? Функ кивнул. — Рудольф Шварцкопф работал под руководством профессора. И сыну Шварцкопфа, возможно, хотелось бы, чтобы некоторые, особо важные работы его отца, выполненные совместно с профессором, не были потеряны для рейха. — Генрих растет на глазах, — одобрил Функ. |
