Переступив порог, Вайс увидел бледного, сутулого человека, с впалой грудью и
такими же запавшими висками и щеками на костистом, длинном , унылом лице. Стекла
пенсне сильно увеличивали глаза навыкате, выражающие усталость, глубокое
равнодушие ко всему. Полковник небрежно, чуть склонив плешивую голову,
одновременно ответил на приветствие Вайса и показал ему на кожаное кресло с
пневматической подушкой в изголовье. Когда Вайс сел, он уставился на него
прозрачными, бесцветными, неморгающими глазами в красноватых жилках. потом
сложил перед собой кисти рук так, что палец касался пальца, и, устремив взгляд
на свои ногти, стал сосредоточенно рассматривать их, совершенно углубившись в
это занятие.
Вайс тоже молчал.
— Да? — вдруг оборонил полковник, не поднимая глаз и не меняя позы.
— Ну, повторите, повторите! — нетерпеливо потребовала Ангелика.
Вайс встал, как для доклада, и сжато, но еще более твердым голосом повторил то,
что он рассказывал Ангелике.
Полковник сидел все в той же позе, прикрыв глаза тонкими сизыми веками. Ни разу
он не прервал Вайса, ни разу не обратился с вопросом.
Пытливо вглядываясь в фон Зальца, Иоганн силился определить, какое впечатление
на того производят его слова, но лицо полковника оставалось непроницаемым. И
когда Вайс закончил, полковник продолжал глубокомысленно созерцать собственные
ногти.
Молчание становилось тягостным. Даже Ангелика начала испытывать неловкость, не
зная, как воспринята ее настойчивая просьба выслушать Вайса.
И вдруг полковник спросил сильным, несколько дребезжащим голосом:
— Кто из ваших земляков, находящихся здесь, может выполнить долг чести перед
рейхом и фюрером?
— Господин полковник, мы все, как истинные немцы...
— Сядьте! — последовал приказ. — Это лишнее. Назовите имя.
— Надо уметь обращаться с парашютом? — решительно осведомился Вайс.
— Имя!
— Папке, господин полковник. — И, снова вытянувшись, преданно глядя в глаза фон
Зальцу, Вайс отрапортовал: — Бывший нахбарнфюрер, средних лет, отменного
здоровья, решительный, умный, отлично знает обстановку, владеет оружием, часто
выезжал в пограничные районы, имеет там связи.
Полковник помедлил, взял телефонную трубку, назвал номер, проговорил с
томительной скукой в голосе:
— Дайте срочно справку о Папке, прибывшем из Риги. — Положил трубку и снова
погрузился в молчаливое созерцание своих холеных ногтей.
В последнее время Папке избегал встреч с Иоганном, но осведомлялся о нем у
сослуживцев и даже наведывался в его отсутствие к фрау Дитмар, пытаясь узнать,
как проводит время ее жилец. Поэтому не удивительно, что Иоганн постарался при
первой же возможности отделаться от Папке, тем более что если в Советскую Латвию
зашлют именно Папке, обезвредить его не представит особого труда. Для этого
достаточно сообщить в шифровке его имя — приметы и так известны.
Полковник по-прежнему сидел в позе застывшего изваяния, изредка поднимая пустые,
невидящие глаза.
Иоганн оглянулся на Ангелику, как бы вопрошая, что ему дальше делать.
Ангелика ответила строгим взглядом.
Здорово ее выдрессировал полковник, если она в его присутствии боится даже слово
произнести. Интересно, наедине они столь же бессловесны?
Зазвонил телефон.
Полковник приложил трубку к бледному, широкому, оттопыривающемуся уху и, изредка
кивая, сказал несколько раз, будто прокаркал: "Да, да". Положил трубку и
вопросительно посмотрел на Вайса, словно удивляясь, зачем он здесь. Ангелика
поспешно поднялась и, оглянувшись на Вайса, пошла к двери. Он понял, встал,
щелкнул каблуками, повернулся и, бодро чеканя шаг, вышел в сопровождении
Ангелики. |