Это же ясно.
— Ну ладно, пусть так, — согласился Вайс, укладывая инструмент в брезентовую
сумку. Щелкнул выключателем. Спирали в жаровне, накаляясь, источали сухой жар,
пахнущий горячим металлом.
Иногда по вечерам Иоганн помогал аккумуляторщику Паулю Рейсу перебирать, мыть,
очищать свинцовые пластины от осадков окиси, и тогда они беседовали.
Пауль родом из Баварии, отец его — владелец небольшой бондарной мастерской, где
изготовлялись не только бочки, но и резные деревянные раскрашенные кубки для
пива.
Пауль толст, весел, добродушен. Он показал Вайсу значки, которые получил,
выигрывая не однажды первенство на пивных турнирах. Объяснил:
— Хотя это вредно отражалось потом на здоровье, зато лучшей рекламы для
бондарной мастерской не придумаешь.
В 1938 году в дни 9-10 ноября по всей Третьей империи прокатилась кроваво-черная
волна еврейских погромов. Пауль в те дни приютил в мастерской семью врача
Зальцмана, который некогда спас ему жизнь, сделав смелую и, главное, бесплатную
операцию, когда Пауль умирал от заворота кишок. Кто-то донес на Пауля.
Он был членом национал-социалистской партии. Предали суду чести. Исключили,
сослали в трудовые лагеря.
Пауль говорил, обиженно оттопыривая пухлые губы:
— На суде чести я утверждал, что мной руководили только деловые побуждения. Я
считал: мой долг Зальцману не меньше пятисот марок. Это большая сумма. Отказать
Зальцману в убежище означало бы, что я решил таким образом отделаться от
кредитора. Это могло подорвать доверие к отцовской фирме.
— В самом деле?
— Безусловно. Многие отделывались от своих кредиторов тем, что доносили о них
что-нибудь в гестапо.
— Доносили только на евреев?
— Если бы! На всех, кому не хотелось возвращать долги. — Сказал с гордостью: — В
нашем роду Рейсов все были бондари, а трое наших предков — цеховые знаменосцы. И
никто из Рейсов никогда не совершал коммерчески бесчестных поступков.
— Значит, если бы вы не были должны врачу деньги, то и не подумали бы его
прятать?
Пауль сказал уклончиво:
— Нас двое братьев — я и Густав. Густав старший. Он учитель. Когда отец понял, в
какую сторону дует ветер, он приказал одному из нас стать наци. Я младший,
холостой. Пришлось подчиниться.
— Это что ж, вроде как в старые времена отдавали в рекруты?
— Не совсем так, — возразил Пауль. — Среди нашей молодежи я пользовался
спортивной славой.
— Ты спортсмен?
Пауль напомнил:
— Я же тебе показывал значки. Наше спортивное объединение содержалось на
средства богатейших пивоваров. Они с самого начала оказали поддержку фюреру,
когда он еще не был фюрером. А ты что думал, только Круппы открывали ему кредит?
— Ну а при чем здесь ты?
— Как при чем? Я же известный спортсмен. Имею кое-какое влияние. И если я наци,
значит, выигрывают наци.
— На пивных турнирах?
— Они у нас приобрели после этого характер политических митингов.
— Ах. так?
— А ты что думал? Фюреру нужны преданные люди. Но не в рабочих же пивных их надо
было искать, так я полагаю.
— Ты хочешь сказать, что рабочие не поддержат фюрера?
— Я так не говорил, — забеспокоился Пауль. — Ты сам понимаешь, Германия — это
фюрер. — Помедлив, сказал, хитро сощурясь: — У нас в мастерской до прихода
фюрера к власти работали по девять часов, а потом стали работать по двенадцать
часов за те же деньги. — Закончил назидательно: — Народ обязан нести жертвы во
имя исторических целей рейха. |