– Синибальдо, Германн! – Голос его звучал мягко, но тем не менее заполнил собой все пространство каменного коридора. – Следуйте за ними, каждый пусть стережет одного. И снимите с них медальоны, которые висят у них на шее, под одеждой. – Затем арестованным: – Будете сопротивляться – вы мертвы!

– Наши передатчики, – прошептал Новак на темпоральном языке. – Холл ничего про нас не сможет узнать.

– Никаких тайных языков! – отрезал Джакомо. И с усмешкой, леденящий холод которой обнаруживал едва сдерживаемое злорадство, добавил: – Скоро мы вызнаем все ваши тайны!

– Это реликвии, – произнес Эверард в отчаянии. – Неужели вы отберете у нас святыни? Берегитесь божьего гнева, сир!

– Святыни ереси или магии? – отпарировал Джакомо. – За вами вели более пристальное наблюдение, чем вы предполагали. Мы видели, что вы бормотали в них что‑то, совсем не похожее на молитву. К кому вы взывали?

– Это исландский обычай.

Эверард почувствовал руку на шее, потом на груди, и цепочка с медальоном скользнула над его головой. Стражник, отобрав и нож, сразу же отошел.

– Разберемся. А теперь вперед! И тихо.

– По какому праву вы нарушаете гостеприимство, оказываемое нам императором? – требовательно спросил Эверард.

– Вы – лазутчики и, похоже, колдуны. Вы солгали, сказав, откуда приехали. – Джакомо поднял свободную руку. – Нет! Я сказал, молчать! – Он, должно быть, хотел на корню пресечь любые попытки сопротивления, сразу заставив их подчиняться. – У меня с самого начала появились подозрения. Ваши рассказы звучали не совсем правдоподобно. Я кое‑что знаю о тех землях, из которых якобы происходишь ты, называющий себя Мунаном. Ты достаточно хитер и умен, чтобы провести Пьеро делла Винья, – если, конечно, не он сам тебе платит. Я пригласил твоего напарника и вытянул из него все, что ему известно. – Низкий, торжествующий смех. – То, что он якобы знает. Ты сошел на берег в Дании, Мунан, и нашел его на пристани, где он провел какое‑то время. Так ведь? А он плел о раздорах между королем и его братом, между королем и епископом.

– О боже, сэр! – простонал Новак на темпоральном. – Я не знал, как лучше поступить, поэтому пытался выставиться невеждой, но…

Прежде чем Джакомо открыл рот и велел Новаку замолчать, тот, овладев собой, произнес на германском:

– Синьор, я – простой солдат. Откуда мне много знать о таких вещах?

– Ты должен знать, будет война или нет.

«Нас в Патруле остались единицы, – сверлила мысль сознание Эверарда.

– Мы не могли предусмотреть все. Карелу преподали общие сведения по истории Дании того периода, но это был наш вариант истории, в которой сыновья Вальдемара II начали вражду, а король восстановил против себя епископов, решив обложить храмы налогом, чтобы пустить средства на войну. В этом же мире Фридрих, верно, превратил Германию в государство более сильное, чем та неустойчивая коалиция в нашем мире, и запугал датчан так, что те сплотились, забыв о распрях».

В глазах Новака стояли слезы.

– Простите меня, сэр! – пробормотал он.

– Это не твоя вина, – ответил Эверард.

«Ты не смог избежать западни, поставленной проницательным и эрудированным противником. Тебя никогда не привлекали и не готовили к разведывательной работе», – думал Эверард.

– Я немедленно беру вас под стражу, чтобы вы не прибегли к помощи дьявола, – сказал Джакомо. – Его Светлость занят, как я слышал, но его поставят в известность при первой же возможности, и он наверняка тоже пожелает узнать, кому вы служите и зачем… особенно если это окажется иностранный подданный.