— А ты заметил ее, Томми, когда мы были здесь в прошлый раз?

— Нет, но я тогда особенно и не смотрел.

— Ах, эта картина, — заговорила мисс Паккард. — Нет, не думаю, что вы увидели бы ее, когда были здесь в последний раз, потому как я почти уверена, что тогда она над каминной доской не висела. Вообще-то картина принадлежала одной из наших постоялиц, и та подарила ее вашей тете. Мисс Фэншо пару раз похвалила картину, и другая леди подарила ее вашей тете.

— А, понятно, — сказала Таппенс, — так что прежде я ее видеть не могла. Но я по-прежнему чувствую, что этот дом мне знаком. А тебе, Томми?

— Нет, — ответил Томми.

— Ну, сейчас я вас оставлю, — бодро сказала мисс Паккард. — Я к вашим услугам в любое время.

Она с улыбкой кивнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Пожалуй, мне не нравятся зубы этой женщины, — заметила Таппенс.

— А что с ними такое?

— Да больно их много. Или они слишком большие: чтобы съесть тебя, дитя мое, — как у бабушки Красной Шапочки.

— Ты, похоже, сегодня сама не своя, Таппенс.

— Да, пожалуй. Я всегда считала мисс Паккард очень приятной женщиной, но сегодня почему-то она кажется мне немного зловещей. Ты когда-нибудь чувствовал такое?

— Нет, не чувствовал. Ладно, давай займемся тем, ради чего приехали, — посмотрим, как выражаются законники «движимое имущество» тети Ады. Это и есть тот самый письменный стол, о котором я тебе говорил, стол дядюшки Уильяма. Он тебе нравится?

— Симпатичный столик. Эпоха Регентства, я бы сказала. Очень хорошо, что старым людям, которые приезжают сюда жить, разрешается привозить с собой часть своих вещей. Эти набитые конским волосом стулья мне не нужны, но я бы хотела забрать вон тот столик для рукоделия. Это как раз то, что нам нужно в угол у окна, где у нас все свалено в кучу.

— Хорошо, — сказал Томми. — Отмечу эти два предмета.

— Заберем также картину над каминной доской. Удивительно славная картина, и я совершенно уверена, что видела где-то этот дом прежде. Ну, посмотрим драгоценности?

Они открыли ящик туалетного столика. Там лежал набор камней, флорентийский браслет, серьги и перстень с вправленными в него разноцветными камнями.

— Я видела один такой раньше, — сказала Таппенс. — Обычно камни — дар со значением. Из первых букв их названий складываются слова. Иногда «дражайшая». Бриллиант, изумруд, аметист… нет, это не «дражайшая». Просто не могу себе представить, чтобы кто-то подарил тетушке Аде перстень, который означал бы «дражайшая». Рубин, изумруд… трудность в том, что никогда не знаешь, с чего начать. Попробую снова. Рубин, изумруд, еще один рубин, нет, по-моему, это гранат и аметист и еще один розовый камень, на этот раз, должно быть, рубин и небольшой бриллиант в середине. О, ну конечно! Это же «уважение». Право, довольно мило. Так старомодно и сентиментально.

Она надела перстень на палец.

— Пожалуй, Дебора с удовольствием возьмет его, — сказала она. — И флорентийский гарнитур. Она без ума от викторианских вещиц. Впрочем, многие сегодня от них без ума. Ну, а теперь, я полагаю, нам лучше заняться одеждой. Это всегда очень неприятно, по-моему. Ах, это меховая накидка. Думаю, весьма ценная. Мне она, пожалуй, не нужна. Интересно, нет ли здесь кого-нибудь, кто был особенно добр к тете Аде, или какой-то близкой ее подруги? Если есть, мы могли бы предложить накидку ей. Это настоящий соболь. Мы спросим у мисс Паккард. Остальные вещи можно отдать благотворительным учреждениям.