Пусть меня проводят. Пусть казнят, если посмею шагнуть в сторону.
Он потешно тараторил, почти захлебываясь, с материнской скорбящей улыбкой. Страж, празднично настроенный, полностью сдался.
— Одного меня пусти, — упрашивал Касым. — Что я сделаю? Разве питал когда-нибудь злые умыслы? А?
Страж сочувственно вздохнул.
— Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, — изрек он, восхищаясь собственным благодушием. — Ладно. Одного пущу. Только учти, за тобой будут присматривать.
— Да благословит и сохранит тебя Аллах, — обрадовался Касым, уже шагнув вперед. — А вы, — обратился он к членам команды, — зря тут не околачивайтесь. — Демонстративно пожал перед ними плечами, возмущаясь «легендарным» гостеприимством Багдада. Ему было нетрудно скрыть радость, ибо одно опасение сразу затмила куча других. Он еще точно не знал, что сказать аль-Аттару — купец теперь буквально за углом, — поэтому больше нет времени, чтобы подготовиться к встрече. Касым стремительно прошмыгнул через сторожку в воротах, через две железные двери и огромную сводчатую аркаду. Его душили гулкие стены, отражавшие эхо, зловонные запахи, нависающий свод, бесплодная земля. Он страстно тосковал по безбрежному чистому морю.
Глава 4
авно уж его аппетитов не умеряет ни воздержание, ни отторжение. Впервые посвященный в любовный акт в тринадцатилетнем возрасте греческой рабыней Еленой, он произвел на свет двадцать семь детей. В данный момент у него четыре жены и столько наложниц более двухсот, — что он не помнит их по именам, даже когда забавляется с ними, что регулярно проделывает. Величайшая в жизни мечта тысяч рабынь, вообще всех женщин — ощутить в себе пронзительный член халифа. Его гаремы переполнены прекраснейшими пленницами из Черкесии, Хорасана, Африки, Румских земель; стоит только хлопнуть в ладоши, чтоб почувствовать влажные губы, гибкие руки, шаловливые пальцы, распахнутые врата. В халифате он самый желанный мужчина. И все-таки, стоя рядом с Шехерезадой, крутя на пальце гладкое кольцо, украдкой поглядывая в ее сторону, Гарун аль-Рашид испытывал неловкое смущение, как робкий водонос.
— Эти двери сделал сам царь Соломон, — объяснял он. — Их доставили из разоренного Зандаварда.
Они находились в центре вселенной, в замкнутом космосе Круглого города, любуясь необъятным пространством, арками, величественным куполом дворца Золотых Ворот. Слева высилась кафедральная мечеть аль-Мансура, дальше, на границе центральной зоны — здания почтового, финансового и налогового управлений. Двух человек — халифа и сказительницу — окружали солдаты, слуги, телохранители, дворецкие, напудренные придворные, не говоря о муже Шехерезады, но они все равно оставались наедине.
— Все это я себе представляла, — молвила Шехерезада, глядя вверх и оценивая окружающее великолепие.
— Замковый камень находится на высоте более тридцати локтей от пола айвана.
— Очень хотелось бы его потрогать.
Он игриво усмехнулся:
— В Багдаде почти все возможно, но я сомневаюсь, что даже царица сможет дотянуться до замкового камня.
— Может быть, мои способности удивят повелителя, — возразила она.
Он прокашлялся:
— Тут потребуется… ковер-самолет.
— Ну посмотрим, что можно придумать, — улыбнулась она и, окутанная золоченым трепещущим блеском, взглянула ему прямо в глаза.
Он почувствовал, как забилось сердце. Взгляд у нее столь же острый, как клинки в его музее сабель.
— Давайте… зайдем, — пробормотал халиф, пригласив всю компанию пройти вперед, боясь выдать волнение. |