— Я говорю об истинном спасителе: об одноруком Юсуфе. Несправедливо оставлять его без награды.

— Шехерезаду спас Халис. Один Халис.

— Евнух у нас из рук ее выхватил, — возразил Исхак, не надеясь, что начальник шурты поймет. — Ее нашли мы с Юсуфом. Перед лицом опасности он проявил нечеловеческую отвагу. Пятеро из нас были уже мертвы, он легко мог бы оказаться единственным уцелевшим, спасшим сказительницу. А он все бросил, спасая мне жизнь.

— Разве в пророчестве не указано, что шестеро погибнут? Поэтому благодари Аллаха, что оба вы еще живы.

— Я постоянно благодарю Аллаха, — сказал Исхак, — но чувствую, что, лишив человека заслуги, можно навлечь на себя Его неудовольствие. Юсуфу судьбой предназначено было спасти царицу. Перед одним Юсуфом следует широко открыть двери казны.

— Лишение заслуг и есть судьба.

— Ты еще можешь что-нибудь сделать. Пользуешься влиянием.

— Я пользуюсь влиянием на горную мышь, — заявил ибн-Шаак и сразу вздохнул над своим остроумием. Они уже стояли перед Управлением шурты с развевающимися черными и белыми стягами, и он бросил на Исхака извиняющийся взгляд.

— Слушай, я понимаю, тебе тяжело это слышать, но история с пророчеством оказалась довольно нелепой. Аль-Рашид с удовольствием признает теперь, будто оно оправдалось, поскольку Шехерезада вернулась, а все остальное реального значения не имеет. Если ты сейчас будешь просить награду, это только его отвлечет, что ему совершенно не нужно. Знаешь, он глубоко озабоченный человек, слишком стар для своих лет и не заслуживает, чтоб ему доставляли дальнейшие неприятности.

— Может быть, справедливость — именно то лекарство, которое он ищет.

— Справедливость — да. Но реальные факты таковы: миссию вы не сумели успешно закончить, растеряв в процессе выкуп. Скажи спасибо, что он еще не приказал мне расследовать таинственную пропажу драгоценного кольца. Согласен поверить, будто Халис неким образом передал его похитителям в обмен на Шехерезаду.

— Значит, евнух полностью нас затмил, да?

— Он сверкает ослепительным огнем алмаза, — с энтузиазмом заявил ибн-Шаак. — Боюсь, ты и твой приятель и близко с ним не сравнитесь. Не хочу показаться невежливым, но ты должен быть доволен своим уделом. Вышел из тюрьмы, получил шанс прожить жизнь.

— Шанс, — уточнил Исхак, — или приговор?

— Это тебе решать, — сказал ибн-Шаак и повернулся к лестнице, стараясь проскочить в дверь, пока таинственный аскет снова его не задержал.

Исхак настойчиво шагнул за ним.

— Вообще никакой нет возможности дать Юсуфу награду? — спросил он.

— Можешь надеяться, что Халис начисто растворится в воздухе, — бросил, не обернувшись, ибн-Шаак.

— Из которого возник, — горько шепнул Исхак.

— Все мы возникаем почти точно так же, — заключил начальник шурты, прежде чем исчезнуть в здании, вновь оставив Исхака гадать, что стряслось в их отсутствие, если даже офицер безопасности проникся столь мрачной философией.

Она спасла его. Впрочем, лишь для того, чтобы сокрушить в одиночку своими руками.

В опочивальню ворвался дворецкий с известием, что к дворцу Сулеймана приближается Гарун аль-Рашид с многочисленными официальными лицами и вооруженной стражей с мечами наголо.

При упоминании о мечах чрезвычайно надежный мочевой пузырь Шахрияра чуть не опорожнился. Только прошлой ночью он думал о бегстве под покровом ночи с несколькими высокооплачиваемыми телохранителями, отдав распоряжение остаткам свиты позже следовать за ним. Все инстинкты понукали бежать.