— Энди! — запротестовала она, болезненно осознавая тот факт, что за прошедшее время ее формы успели измениться. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой.

— Как же ты меня распаляешь! — тихонько прорычал тот. Отпустив руки Мари, он погладил ладонью выступающую выпуклость ее живота, словно утверждая право собственности на жизнь, заключенную в его недрах. — Гены Макгвайров, которые ты так бранишь, сейчас находятся в тебе, дорогая. Они часть тебя и часть меня.

— Очень настырные гены, — пробормотала Мари, толком не зная, что ответить, потому что поведение Энди застало ее врасплох.

Тот взглянул на нее с улыбкой.

— Они сильные и упорные, солнышко.

Он действительно хочет ребенка! Мари впервые осознала это, но. несмотря на захлестнувшую ее волну радости, ощутила укол чувства, похожего на ревность, потому что душевное тепло Энди было направлено скорее на дитя, чем на нее. Будущий малыш невольно оказался залогом их брака.

Так что, когда Энди склонился, чтобы поцеловать Мари, в ее глазах блестели слезы. Но когда он сжал ее в объятиях, она отогнала прочь мысли о том, что жаждала забыть, и отдалась захватывающим мгновениям реальности.

Мари содрогнулась, когда Энди вновь вернулся к ее сладостно щемящим соскам. Нагнув кудрявую голову, он поочередно взял их в рот, словно желая испробовать на вкус, затем принялся дразнить языком, время от времени легонько покусывая. Он мастерски распалял ее. Тягуче-сладостное томление в интимной области между ног Мари неуклонно нарастало. Ее то и дело пронзали резкие импульсы желания, и тогда она вскрикивала, извиваясь под ним.

— Я хочу тебя! И всегда хотела… — наконец простонала Мари. В глубине души она стыдилась неспособности справляться с тем чувственным голодом, который распалил в ней Энди и который сейчас терзал ее всю.

Он навис над ней. Его чудные карие глаза блестели, взгляд их обжигал и излучал удовлетворение от услышанного.

— А я хочу дразнить тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде…

Мари, которая в этот миг подалась навстречу ему нижней частью тела, молчаливо призывая к более тесному соединению, при этих словах вдруг потрясенно замерла. Тем временем Энди запечатлел на ее припухших губах новый поцелуй. И еще один страстный импульс будто током пронзил тело Мари.

Он вновь уперся взглядом в ее блестящие глаза.

— Ты будешь умолять, дорогая, пока окончательно не станешь моей рабыней.

Мари попыталась сглотнуть, но ей это не удалось из-за сухости в горле. Она лежала под Энди, глядя на него как кролик на удава, — расстроенная, но будто загипнотизированная.

— Что?!

Энди скользнул ладонью по всей длине ее тела, остановившись в том месте, которое больше всего жаждало испытать его прикосновение. В ответ Мари почти независимо от своего желания сделала упоительное движение бедрами, столь же неизбежное, как наступление притянутого луной прилива. Энди пронаблюдал за ее реакцией с оттенком похожего на гнев чувства в глазах.

— Господи, каким же я был кретином! Как только тебе исполнилось восемнадцать, нужно было сразу затащить тебя в постель. Если бы я это сделал, нас ничто не смогло бы разлучить!

— Энди?! — Мари не на шутку испугалась того горького сожаления, которое он даже не пытался скрыть от нее.

— Но сейчас мы вместе, солнышко, — шепнул он, вновь завладевая ее губами и для верности — чтобы Мари ненароком не улизнула — налегая на нее нижней частью тела.

— Я люблю тебя… — выдохнула она, не помня себя от острейшей жажды близости.