- Давно.

- Как живешь? Муж здоров?

Ишь, прежде всего спрашивает о муже. Если бы не знала об Ивановом слове «родич», поверила бы, что брат ничего не знает, а так…

- Убили его ваши, - сказала жестко.

- Наши? Кто?

- Словно бы и не знаешь? Бандеровцы.

- О, горе! - простонал трагическим голосом. Проклятый поп! И он ее.брат,.а она ему -сестра. Почему так сложилось? Почему? Если бы живы были отец и мать, что бы сказали они? Как могли бы они оправдать своего сына и смогли ли бы они оправдать? Она не может.

- Ты и не расспрашиваешь меня, - сказал тот грустно, - а я скитался, страдал… И не выходила ты у меня из памяти, сестра…

Слова отскакивали от нее, неспособные пробить холодный панцирь отчуждения, которым окутала свою душу, как только увидела Ярему.

- Помнишь, как рубила когда-то мне мерзлую землю, чтобы взял на чужбину…

Что-то теплое шевельнулось в отдаленнейшем уголке сердца Марии.

- Камин ваш и до сих пор стоит у меня перед глазами… Тот кафель, всадник на коне, желтый лев… Яркие цветы…

Нет, нет, она ничего не помнит, она все забыла. Слышится ей из тех дальних лет только трагическое пугу-канье невидимого сыча. Казалось, что уже больше нет сычей на свете, что не услышит мрачного крика зловещей птицы, что не осталось их, как вдруг снова слышится ей нечто похожее. Ох, да это же голос ее бывшего брата.

- Может, зайдем в гастроном, возьмем бутылку водки и колбасы? - спросила она. - Дома у нас ничего нет, вчера только привезла я Богданку из родильного дома. Сын у нее…

- Значит, ты уже бабушка, а я дед?

- Ну, так как, зайдем? - не отвечая, спросила она.

- Как хочешь. Если еще не забыла своего брата…

- Да, не забыла… Почему я должна была забыть? Хотя ты тоже обо мне не очень-то вспоминал.

- В тяжелых я передрягах был…

Ей хотелось спросить: «В тюрьме?», но, сдержалась. Зачем лишнее любопытство? Где бы он ни был все эти годы, а пришел сюда из-за границы. В этом у нее не было сомнений. Где-то там, на заставах, тревога, люди не спят уже две ночи, не спит и их Микола, ищут этого пришельца, а он тут разгуливает и уйдет себе дальше… А что, если не он? Что, если она несправедлива к своему брату? Как же! А Иваново предсмертное ялово «родич»? Чья рука освятила топор, занесенный над головой Ивана?

- Может, у тебя нет денег? - спросил он. - Я хоть и небогатый, но кое-что имею…

- Не беспокойся, ты же гость, - пытаясь улыбнуться, ответила Мария. - Когда-нибудь и я у тебя в гостях побываю.

Где? В каком краю?

- Почему бы и нет! - оживился Ярема. - Когда-нибудь… Не у каждого есть такая хорошая сестричка.

Где-то уже звонил по телефону безногий контролер. Поймут ли его скупое сообщение? Микола поймет! Особенно, если действительно граница нарушена. Хорошо было бы, если бы встретили их пограничники уже перед домом, тогда бы Богдана ничего не узнала, и ребенка не осквернит дыхание этого бандюги. Как они будут брать его? Может, убьют его у нее на глазах? Нет, нет, не надо об этом думать! Она не хочет ничьей смерти, но позволить, чтобы этот разгуливал по ее земле, означало пустить гулять самое смерть. Так пусть лучше Ярему возьмут!

В магазине задержалась недолго, несколько минут пошло на покупки, ничего больше Мария выдумать не могла, пришлось идти теперь прямо домой.

- Может, хочешь посмотреть на наше местечко? - спросила она, разыгрывая приветливость. - Так разросся парк…

- Немного побродил, видел. Даже поглядел на бывший колледж, где из меня выбивали дух иезуиты.

- Там теперь школа. Перестроили помещение, очень хорошо…

- Вспомнил Божка Ивана… Слышал я, будто у его сына Ростислава что-то с нашей Богданкой?… Это от него сын?

- Нет, нет, у нее муж… Хороший человек… А откуда ты знаешь про Барильчака?

- Так, слышал случайно…

Он не хотел до конца договаривать, она не настаивала.