Может, именно поэтому пал на него выбор. Ибо когда в горы прибыл уполномоченный националистического центра из Мюнхена, то из всех сотников пожелал видеть только священника Прорву.

Встреча должна была состояться в монастыре сестер-бенедиктинок утром, но Ярема прибыл туда накануне к вечеру, чтобы застраховаться от возможных препятствий в дороге. Сотню он оставил в лесу, а сам в сопровождении своего связного Певного подался через долину, по которой. проходило шоссе. Кони легко перенесли их на другую сторону шоссе и медленно взбирались вдоль веселого ручья с чистой водой в гору.

Небольшой белый монастырь стоял на возвышенности, напоминавшей две сложенные ладони, открытые южному солнцу. Снизу и сверху подходил к монастырю мохнатый зеленый лес, чуть в стороне тянулись по пологим склонам монастырские угодья: виноградники, огороды, поля хлебов. Видно, сестры-бенедиктинки не знали горя в этом укромном, тихом, покойном уголке. Выращивали злаки и ягоды, молились богу, равнодушно прислушивались к суете и переполоху, царившим в окружающем мире. Может, впервые за последние пять лет пожалел Ярема, что сменил упроченную беззаботную жизнь слуги господнего на опасное скитальчество по свету. Ведь он мог пристроиться в такой вот тихой обители исповедальником, йшл бы себе спокойно и тихо и долго бы жил… А так…

Но кто же мог предвидеть, что идеальная военная машина Гитлера будет разгромлена и уничтожена!

Они подъехали к монастырским воротам, слезли с коней, вестовой постучал в толстые доски. Никакого ответа. Тогда подошел и Ярема. Загромыхали вдвоем. Прислушались - никакого отклика за воротами.

- Обойди вокруг стены, может, где-то есть калитка,- велел Ярема. Вестовой, потихоньку бранясь, побрел вдоль ограды, раздвигая кусты колючего шиповника и боярышника.

Ходил долго, вернулся запыхавшийся, потный, красный от жары и от злости.

- Нашел еще один вход, но тоже заколоченный наглухо. Может, их там и в живых нет?

- Перепугались, - процедил Ярема.

- Может, стрельнуть? Допугать уже их до конца?

- Не надо… Хотя - попробуй.

Вестовой снял с плеча немецкий автомат, сыпанул очередью прямо в верх ворот. Долго ждали, не откликнется ли кто-нибудь. Тишина. Вечная тишина, как на том свете. Спокойно белел монастырь, неподвижно стояли высокие темно-зеленые деревья. Солнце уже садилось за горами, и вокруг все погружалось в тишину и покой, сонливость выползала даже из малейших складочек земли, в монастыре ударил колокол. Еще и еще. Неторопливо звонил колокол, созывая монахинь к монастырской часовне на вечернюю молитву.

- Не откроют, - сказал Ярема и сплюнул себе под ноги. - Знаю я этих монашек. Испуганные квочки! Надо искать где-то ночлег.

- Подадимся к своим? - спросил вестовой.

- Далеко. А завтра рано поутру уже здесь надо быть.

- Да они и завтра не откроют.

- Откроют. Есть договоренность.

Не спеша пошли от ворот, ведя за собой коней. Выбирали полянки, чтобы была трава для лошадей и место для отдыха. В конце одной из прогалинок Певный что-то заприметил, рванулся туда.

- Погреб, пан сотник! - закричал обрадовано.

Ярема подошел ближе. В самом деле какой-то бункер. Густые заросли прикрывали черное отверстие входа. Ступеньки из когда-то красного, а теперь загрязненного и заплесневелого кирпича вели вниз, в темную неизвестность. Вестовой взглянул на своего сотника: «Велите разведать?» «Узнай».

Тот привязал коня к кусту, сорвал с плеча автомат, настороженно прислушиваясь, поставил ногу на первую ступеньку, на вторую, медленно спускался в глубину…

Ярема спокойно жевал травинку.