Однако, ослепленный жаждой мести всему свету за обиды, нанесенные ему с самого детства, Ярема делал ошибку за ошибкой. Еще в сорок первом году, когда порвал с иезуитами, мог выбирать между двумя националистическими главарями - Мельником и Бандерой - и выбрал, казалось, более надежного - инженера Андрея Мельника, который примкнул к победителям-немцам. А кто бы, имея от роду двадцать лет, становился не на сторону победителей, а на сторону тех, кто только обещал когда-то весьма проблематичную победу своих идеалов. До неосуществившихся ли идеалов было иезуиту-недоучке, когда стоило только протянуть руку, и он получал все: оружие, силу, власть. После сурового ригоризма иезуитского новицитата - раскованность и свобода, всевластие, веселая праздность, изысканный мундир с красной эмблемой дивизии СС «Галиция» и золотым изображением пресвятого князя Владимира.
Но гитлеровцев разбили Советы - и все пошло кувырком. Он очутился среди недобитков, готов, был укрыться в самом жестоком иезуитском пристанище, но знал, что туда возврата нет. Каяться перед отцами? Не дождутся! Бежать в чужие земли? Кто его там ждет? Да и почему он должен бежать на чужбину, когда родная земля лежала тут, такая прекрасная, такая тихая, богатая, единственная в мире карпатская земля! Его и так отрывали от нее с самого детства - почему же теперь он должен был сам причинить себе такое горе?
Однако куда же деваться? Попытался пересидеть лихую годину у сестры. Знал, что в лесах рыскают бандеровские банды, зародившиеся еще во время войны (Бандера оказался предусмотрительнее!), тяжело размышлял о возможности и самому податься туда, но сдерживался. Ибо все-таки: «Взявшись за меч, от меча и погибнешь». Не хотел погибнуть, хотел жить, молодая сила рвалась из его жилистого тела, предвещала долгие-предолгие годы. Но как жить? Где? В качестве кого?
Только когда уже и родная сестра (собственно, ее муж) отказала в убежище, Ярема в слепой злобе затравленного зверя схватился за оружие, перебрался через границу, попросился к бандеровцам, возглавил группу таких, как и сам, человеческих отбросов, стал осуществлять самые жестокие акции из тех, каких требовала от них так называемая Украинская главная освободительная рада (УГОР), сидевшая где-то в самом Мюнхене. Мрачная слава шла следом за сотней священника Прорвы по горным и лесным территориям польского пограничья.
Назвался Прорвой, ибо такой царил обычай: все, кто приходил в лесные отряды, брал себе новое имя. Это напоминало монашеское пострижение. Свое настоящее имя оставляешь людям и суетному миру, а к богу (тут - к дьяволу!) должен идти с именем приобретенным.
Давали волю своей куцей фантазии, выдумывали прозвища угрожающе-мрачные: Громенко, Крук, Шум, Туча, Грозный, Чернота. Соответственно именовались и сотни: Ударник, Мститель, Волки. Районы своих действий определяли не географическими названиями, а тоже выдуманными: Холодный Яр, Бескид, Бастион, Батурин, Левада.
Что это были за люди? Были просто авантюристы и забитые сельские парни, которым обещан весь мир. Были -запуганные, терроризированные жители глухих горных поселений, куда не добиралась никакая законная власть, чем воспользовалась бандеровцы. Наконец, примкнули к бандитам и те, кому некуда было податься на всем земном шаре: эсэсовцы, гестаповские палачи, убийцы из концлагерей, петеновцы из антикоммунистического легиона, бельгийцы из СС «Валлония» гауптштурмфюрера Депрелля, венгры из полиции Салаши, румыны из боевок Хории Симы, словаки из черных отрядов попа Тиссо. Все те, кто предал свой народ и стал в свое время на сторону гитлеровцев, теперь должны были отвоевывать «свободу и независимость» Украины! Их совсем не касалось, что Украина давно имела и свободу, и независимость и никого не просила бороться за нее.
Ярема презирал тех, кто взялся за оружие не из идейных убеждений, а из звериного ощущения безвыходности. Себя считал бойцом идейным, поэтому заботился о чистоте своей сотни, принимал в нее только украинцев. |