Она все гладила и гладила, думая, что вот и распалась в Америке еще одна семья. Просто статистика. Девушка принадлежала статистике, вместе с Энни и малышом в детской кроватке в другом конце дома. И в своих мыслях, которые снова и снова возвращались к самому началу, она спрашивала себя почти с упреком: «Кто бы поверил, что все может так кончиться?»

Она мысленно переворачивала страницы альбома, шелестящие по мере того, как одна за другой возникали отрывочные картины. Их первый обед, его удивительное лицо при свете свечей и она, восхищенная им. Его ценили окружающие, и она испытывала затаенную мечту, чтобы он принадлежал ей. А потом музыка на свадьбе, венчальное кольцо и солнечный свет на ступенях церкви, когда они выходили оттуда вместе. Номер в гостинице в Мехико и его ярость. Смерть Кэролайн и его руки вокруг нее. Удары и пощечины, падение и слезы. Снежная баба на лужайке, после – горячий шоколад, и Роберт дает уроки фортепьяно девочкам. Скамейка в Чикаго и полоумная бродяжка, смеющаяся над ней. Разрыв в ту ночь, когда был зачат Бобби. Сегодняшнее утро. Этот самый момент.

И снова Эмили спросила:

– Ты не будешь сердиться на Юдору?

– Нет, не буду.

В конце концов, какая разница? Когда наступит конец, Эмили и так во всем разберется. И Линн глубоко вздохнула.

Немыслимое произошло, или происходит. Оставить Роберта! Еще вчера она сказала бы, сказала бы вопреки всему, что всегда найдется выход, всегда есть надежда, что последний раз и в самом деле окажется последним. Но сегодня все изменилось. Огромная, неожиданная, немыслимая перемена произошла внутри нее. Она хорошая женщина, заслуживающая лучшей жизни, и начиная с этого момента она ее получит.

Ах, да! Но как это сделать? Каким путем, какими средствами? Она рассчитала: в скором времени, через несколько месяцев, Роберта пошлют за границу. Вполне логично будет с его стороны поехать сначала одному, чтобы приготовить им жилье, а она останется здесь, чтобы уладить все дела дома. Тогда с безопасного расстояния она объявит ему, что они не собираются к нему приезжать и что с нее достаточно. Кончено.

Но куда идти с младенцем на руках и без единого собственного гроша? Как подготовить это? Брюс как-то сказал: «Поговори с Томом Лоренсом». Что ж, возможно, она поговорит. Она представляла себе его умное ироничное лицо. Он, без сомнения, напомнил бы, хотя, конечно, не сказал бы вслух: «Я вам это говорил». Брюс сказал: «Он восхищается тобой». В то ужасное утро, когда убежала Энни, Том сказал: «Когда вам понадобится помощь, я буду рядом». Каким-то необъяснимым образом и вопреки грустным обстоятельствам этого дня она испытала легкое чувство самоуважения.

Эмили поднялась, вытерла лицо и принялась складывать свитера.

– Давай я тебе помогу, – предложила Линн. Это движение, физическое действие освобождения ящиков в шкафу и заполнение чемодана, было для нее физической пыткой. Для них обеих в этом было что-то окончательное.

– О, мама, я не могу вынести, что я вот так уезжаю. Почему ты с этим миришься? Почему? – закричала Эмили высоким пронзительным голосом.

Необходимо бы успокоить ее, чтобы она могла нормально выспаться и относительно спокойно уехать к рейсу самолета. И поэтому Линн ласково произнесла:

– Родная, не думай о том, что тебе рассказала Юдора. Я уверена, она преувеличила.

– Это случилось не только сегодня утром. До того как родился Бобби, тоже кое-что происходило. Я знаю правду и об этом тоже.

Пораженная, Линн прекратила складывать свитер.

– Что ты имеешь в виду?

– В тот вечер, когда ты упала на колючую изгородь и соседи напротив, Стивенсы, вызвали полицию.