Не зная, как еще привлечь к себе внимание, я поднял руку.

– Да, Питер? – заметил меня Сивелл.

По моему, сзади кто то хихикнул. А может, это просто подала голос моя паранойя.

– У членов его семьи отмечались психические заболевания? – спросил я.

– По нашим данным, нет, – покачала головой агент Рейнолдс. – Никаких записей к психоаналитику, никаких особых назначений, только обычные рецепты на средства от простуды и гриппа. А у вас есть причины полагать, что его гибель как то связана с психическим состоянием?

Даже не глядя на Сивелла, я понял, какого ответа он ждет.

– Нет нет, это так, просто пришло в голову.

Она пристально посмотрела прямо на меня – в первый раз. Глаза у нее были зеленые.

– Идем дальше, – скомандовал Сивелл.

Я как бы невзначай благоразумно переместился подальше, на галерку.

Каждому делу об убийстве, как и вообще любому крупному делу, отдел по борьбе с серьезными преступлениями присваивает специальное кодовое название. Раньше это всегда делал административный ассистент: брал словарь и вычеркивал все слова, какие уже использовали для названий. Но теперь процесс слегка усовершенствовали, дабы в прессу не просачивались ужасы вроде «ТОПЬ81» или «МОЛОДЦЫ». Убийство Уильяма Скермиша проходило под названием «ОПЕРАЦИЯ БИРЮЗА», гибель Джейсона Данлопа значилась как «ОПЕРАЦИЯ КОЛЕСО», и вот теперь печальная кончина Джеймса Галлахера будет навечно занесена в здешний архив как «ОПЕРАЦИЯ СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК». Так себя эпитафия, но, по словам Лесли, это лучше, чем в Штатах. Там любое дело называется «ПОИМКА МЕРЗАВЦА» в том или ином варианте.

Вернувшись, я обнаружил, что за время планерки в зал наверняка пробрались эльфы и оставили на моем пятачке стола две фиолетовые картонные папки. На каждой в верхнем углу был приклеен стикер: дата, «ОПЕРАЦИЯ СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК» и мое имя. А ниже – задание: узнать происхождение керамической миски из под фруктов, важность – высокая. Стикер на второй папке требовал «выяснить, как часто Джеймс Галлахер посещал Галерею искусств, по необходимости допрашивать свидетелей, важность – высокая.

– Первое задание, – заметила Стефанопулос, – наверно, ужасно гордишься.

Она помогла мне залогиниться в систему, что со стороны начальства подозрительно любезно, и разъяснила градацию приоритетности.

– Низкая важность означает, что задание должно быть выполнено в течение недели, – сказала она. – Средняя – что на него отводится пять дней, а высокая – что три.

– Это формально, – кивнул я. – А фактически?

– А фактически – «сегодня», «сейчас» и «мать твою, вчера!».

Я уже выходил из системы, когда ко мне подошла агент Рейнолдс.

– Прошу прощения, констебль Грант, – сказала она, – можно задать вам вопрос?

– Зовите меня Питером.

Она кивнула.

– Констебль, не могли бы вы поделиться соображениями, которые позволяют вам предполагать, что кто то из родственников погибшего страдал психическими расстройствами?

Я рассказал ей, как нашел в колледже Святого Мартина картины Джеймса с резко изменившейся тематикой. И как заподозрил, что это может быть признаком начальной стадии психического заболевания. Или наркотической зависимости. Или того и другого сразу. Рейнолдс, похоже, не слишком поверила. Наверняка судить было трудно – она избегала смотреть мне в глаза.

– Объективные доказательства есть?

– Есть картины Джеймса Галлахера, показания его преподавателя, справочник по психическим заболеваниям, найденный в доме, а также сосед, который увлекается травкой.