— Настоящая самка…
— Мой ты спаситель… — я погладил Мусия и точно так же нервно заржал.
Н-да… получилось просто эпично. Сам напал, сам себя и завалил. В лучших традициях Дикого, мать его так, Запада. А потом ещё обязательно скажут, что это я ему развалил башку, а потом погрыз яйца.
Слегка придя в себя, я первым делом вытащил за ногу во двор благоухающий дерьмом труп, потом оделся и помчался в город творить расправу над грёбаным Лукасом-полукровкой. Не тюрьма, сука, а проходной двор какой-то. А если этот дебил всех заключённых выпустил? А там парочка уж очень опасных субчиков обретается. Порву задницу на британский флаг, сучонку!
Как очень скоро выяснилось, к счастью, дядюшка Меллори, не стал выпускать остальных узников. Он просто напал на надзирателя, когда тот зашёл в камеру, связал его, снял с себя кандалы, а потом сбежал. Но перед побегом…
— Оуо-у-уо!!! — связанный Лукас утробно замычал и завертел голым задом.
В котором торчала обломанная ручка швабры.
— Матерь божья! — Дункан прыснул, зажал себе ладонью рот, убежал за угол и уже там заржал словно жеребец на случке.
Но месть Джейсона Меллори надзирателю состояла не только в анальных карах — дядюшка вдобавок ещё обмазал его говном с ног до головы.
— Откуда тут столько дерьма? — Малыш Болтон брезгливо скривился.
— Откуда столько дерьма? Просто кушают хорошо, — машинально прокомментировал я и решил выбить из мэра средства на дополнительного надзирателя и на ремонт в тюрьме. И одновременно урезать пайку зекам.
Анально покаранного надзирателя казнить не стал, ограничился лишь устным выговором с занесением в грудную клетку, дабы впредь был внимательней.
А дядюшку Меллори посмертно даже простил за духовитость и изобретательность.
Но на этом неожиданности не закончились, когда я вернулся в свой офис, один из помощников притащил жиденькую пачку листочков из скверной газетной бумаги.
Дункан взял у него один, озадаченно хмыкнул и показал мне.
На листке было отпечатано розыскное объявление, практически копирующее наши розыскные, однако вместо портрета преступника, на нём красовался рукописный портрет достопочтенного шерифа города Бьютт, то есть меня.
Очень скверно исполненный, но вполне похожий портрет.
— Бенджамин «Док» Вайт? Две тысячи долларов? — Макгвайр присвистнул. — Дорого же ценят твою голову, Бен. Но куда обращаться за наградой, не написано.
Я раздражённо бросил бумажку на стол и рыкнул на помощника:
— Где взял?
— Так на каждом столбе вывесили ночью, — пожал плечами Алан. — Но непонятно кто — свидетелей я не нашёл. Я поснимал всё, но в городе только об этих объявлениях и судачат. Многие видели.
— Ни один вменяемый человек в городе не клюнет на эту фальшивку, — убеждённо заявил Дункан.
— А невменяемый? — хмыкнул я.
— Таких у нас тоже хватает, вон, половина шахтёров полные идиоты, а ирландцы с поляками так вообще — все, — печально покивал шотландец. — Сумма огромная, старатель столько за всю жизнь не заработает. Могут клюнуть и плевать, что неизвестно, где получать награду.
Малыш Болтон нюхнул бумажку и обрадовано воскликнул:
— Свежее, совсем недавно отпечатано. Скорее всего, в типографии Мюнтцера. А где ещё, другой-то у нас нет.
Я одобрительно кивнул.
— Собирай всех, проведаем Фрэнка.
Городская типография представляла собой обычный сарай, в котором стояла древняя печатная машина на ручном приводе. Тут же набирали единственную городскую газету. Рулил этим предприятием Фрэнк Мюнтцер, немец американского происхождения, вполне вменяемый румяный и плешивый толстячок. |