Конан привстал, чтобы рассмотреть возницу, но, к своему удивлению, никого не увидел. Он был в повозке один, а впряженный тощий бык сам, без понукания, с трудом тащил ее, по колено, увязая в грязной жиже.

Все кругом казалось каким-то зыбким от мелкого дождя, которого Конан сначала даже не заметил. Но когда по лицу потекли холодные струйки, он откинул со лба волосы и почувствовал, что они совсем вымокли. Его рука привычным движением легла было на рукоять меча, но нащупала лишь насквозь промокшую ткань дорожных штанов. Кроме штанов и сандалий, на нем ничего не было – ни туники, ни плаща, ни, самое главное, пояса с мечом и кинжалом. Конан вскочил, увязая в мокрой соломе, и, рыча от гнева и ненависти, переполнявшей его так, что даже слов не находилось, погрозил небесам могучими кулаками. От его недавнего спокойствия не осталось и следа.

Бык, на мгновение, остановившись, коротко замычал, как бы присоединяя свой голос к яростным воплям киммерийца, и снова с трудом поволок повозку одному ему ведомым путем. Она медленно катилась, поскрипывая и кренясь на скрытых в грязи ухабах. Бык брел медленно и равнодушно, тяжело переставляя худые ноги. Во все стороны до самого горизонта – ни холма, ни камня, ни дерева, одна раскисшая от дождя грязь. Конана даже передернуло от отвращения – такой унылой картины он в жизни не видел. Тряхнул головой, сбрасывая надоевшие капли дождя.

Вдруг раздался скрежет, повозка дернулась, резко остановилась, и он ткнулся лицом в прелую солому.

– Тьфу, что там еще, к Нергалу в задницу, за дела! Ну, ты, ходячие кости, что встал?! Везешь, так вези!

Бык изо всех сил дергал повозку, но она, видимо, наскочила на камень, и колесо уже угрожающе трещало, грозя слететь с оси. Бык скосил на Конана полный тоски лиловый глаз и жалобно замычал, как бы прося о помощи.

– Эх, ты, дохлая скотина, тебя что, совсем не кормят? Но пешком по такому месиву я все равно не пойду, уж придется тебе довезти меня до места. А сейчас все же, Нергал меня побери, надо лезть в грязь!

Конан нехотя спустил с повозки ноги и осторожно погрузился в жижу, провалившись почти до колен. Внизу было полно мелких острых камней, и он в душе порадовался, что проклятый колдун не забросил его в это море грязи в одних штанах, а все-таки оставил на ногах крепкие сандалии.

Подойдя к колесу, он действительно нащупал ногой большой камень. Еще чудо, что ветхая повозка не развалилась на куски, налетев на такой валун. Недолго думая, Конан сунул руки в грязь и принялся раскачивать камень, пытаясь сдвинуть его с места. Пальцы скользили, не находя опоры. Наконец ему удалось крепко ухватить проклятый валун, от напряжения на спине и руках вздулись бугры мышц, и медленно, будто нехотя, камень, наконец, дрогнул и откатился в сторону, чуть не придавив киммерийцу ноги. Теперь повозка могла двигаться дальше, но Конан не торопился в нее залезать. Он налег на нее плечом и зычно крикнул:

– Гей, пошел! Вперед, заморыш!

Бык дернулся, повозка вздрогнула и покатилась. Некоторое время Конан шел рядом, разглядывая свои до плеч измазанные руки. Да что там руки! Грязь была на груди, на животе, на штанах. Он взял клок соломы и кое-как начал оттирать ее с рук. Бык, потихоньку волоча пустую повозку, внимательно посматривал на человека блестящим глазом. Когда Конан в сердцах хотел, было, швырнуть размазавшую грязь солому в чавкающую жижу, бык остановился и жалобно замычал. Конан, не понимая, глядел на животное, пока до него, наконец, не дошло.

– Тьфу ты, пропасть! Да ты же, бедняга, такой голодный, что и солому слопать готов! На, ешь, а то еще ноги протянешь, что тогда буду делать…

Он доставал из повозки слежавшуюся мокрую солому и, с усилием переставляя ноги в вязкой жиже, подносил ее к быку.