— Ну, „-мое, — пробормотал Клык, — еще один придурок нашелся. Ты что, Серый? За секунду память посеял? Ты только что, как нормальный человек, русским языком растолковал этому Барчуку или как его там, что иконка наша нужна Воронцову, чтоб заполучить фонд этих, блин, О… в общем, на Б, а для этого они скомстролили или скундепали эту лажуху насчет Конца Света. Что Димухе мозги запудрили? Ты усек, что сам это говорил, или нет?!

— Ни хрена не помню… — пробормотал Сорокин. — Не мог я это говорить. Я в полной отключке был, понимаешь?

— Да мы же с тобой рядом шли, командир! Ты мне про Грозный рассказывал, как федерастов жег…

— Я? Про Грозный? Да я про это даже маме покойной не рассказал бы! — произнес Сарториус. — Юрке, брату, и то душу не открыл толком…

Мне-то все было ясно, но попробуй скажи всем, что в Сергея Николаевича на это время черт вселился? И не в переносном смысле, а в натуре? Клык только присвистнет и пальцем у виска покрутит: мол, готов пацан, крыша поехала!

— Мужики, — сказал я, — давайте замнем для ясности? Всяко бывает. Ты, Петя, небось насчет ГВЭПа уже просвещенный, поэтому должен понимать, что работа с ним сложная и на мозгах отражается. У самого, что ли, провалов в памяти не бывало? В состоянии ужратости, например?

— Бывало, конечно, — кивнул Клык, — но это после литра-полутора, не меньше. А мы ж ни в одном глазу…

— Да из него столько крови вытекло! — неожиданно вмешалась Вера. — Ты сам-то, когда раненый с Черного болота приполз, чего-нибудь помнил? Хотя бы то, как я тебя лечила?!

— Ну, ты даешь, Верунчик, — совсем смягчив тон, произнес Клык. — Я ж тогда и ходить не мог.

— Ага, только пистолет наставлял да врал, что из ФСБ, задание выполняешь. А сейчас — ни фига не помнишь.

В это время маленький Юрик, который уже сморился и тихонько посапывал у Веры на руках, недовольно заворочался, и все перешли на шепот.

— Ладно, — сказал Сорокин, — продолжаем двигаться. Держитесь от нас с Димой на дистанции в два витка. Элен, топай назад, внимательно смотри на площадках. Чтоб сзади не зашли…

Мы начали спускаться, чтоб оторваться от Князевых на положенное расстояние. На площадке горизонта 54 нагнали Гребешка и Лузу.

— Поглядывайте сюда, — предупредил Сарториус, указывая на дверь с цифрами, — а то заберется кто-нибудь, переждет, пока мимо пройдете, а потом

— в затылок.

— Я говорил? — сердито глянув на Лузу, прошипел Гребешок. — А ты — «ни хрена не будет»!

— Топайте, мы за вами, подстрахуем, если что, — ободрил их Сорокин.

Когда «куропаточники» ушли вниз, Сарториус вытащил рацию и спросил:

— Волну не сбили? Я глянул:

— Вроде нет…

Сергей Николаевич включил питание, нажал кнопку и позвал:

— Воронцов, вы меня слышите? Прием! Когда он отпустил кнопку, рация некоторое время молчала, мрачновато похрюкивая, а потом отозвалась нехотя:

— Вам кажется, что мы еще не все сказали друг другу, дон Умберто?

— Да, иначе я не стал бы вас вызывать.

— У вас есть новые предложения?

— Да, есть.

— К сожалению, я не имею времени их выслушать. Четверть часа назад я мог бы обсудить их и даже был готов к некоторым компромиссам. Сейчас все это уже не имеет решающего значения.