— Мы с вами у выхода на улицу. Я хотел бы побывать в вашем обществе подольше, но его высочество через полчаса уезжает в Шельское аббатство, а так как он намерен дать мне перед отъездом некоторые распоряжения, я, к моему великому сожалению, вынужден вас покинуть.
— Это мне и только мне, сударь, приходится испытывать сожаление, — учтиво сказал Бюва, отвешивая глубокий поклон в ответ на легкий кивок молодого человека, который уже исчез, когда Бюва поднял голову.
Теперь Бюва волен был идти куда угодно и, воспользовавшись этим, направился к площади Побед, а с площади Побед — к улице Утраченного Времени, на которую он и свернул как раз в ту минуту, когда д'Арманталь пронзил шпагой капитана Рокфинета. И в ту же минуту бедная Батильда, не подозревая о том, что происходит у ее соседа, увидела своего опекуна и бросилась к нему вниз по лестнице, где они и встретились между третьим и четвертым этажом.
— О папочка, дорогой папочка! — вскричала Батильда, поднимаясь по лестнице под руку с Бюва и чуть не на каждой ступеньке останавливая его, чтобы поцеловать. — Где вы были? Что с вами случилось? Почему мы не видели вас с понедельника? Боже мой, как мы с Нанеттой беспокоились! Но, должно быть, с вами произошли какие‑то невероятные события?
— О да, совершенно невероятные, — сказал Бюва.
— Ах, Боже мой, расскажите же, папочка! Прежде всего, откуда вы идете?
— Из Пале‑Рояля.
— Как из Пале‑Рояля? У кого же вы были в Пале‑Рояле?
— У регента.
— Вы — у регента?! И что же вы делали у регента?
— Я был узником.
— Узником? Вы?
— Государственным узником.
— Но почему же вы были узником?
— Потому что я спас Францию.
— О Боже мой, папочка, уж не сошли ли вы с ума? — с испугом вскричала Батильда.
— Нет, но было от чего, и не такой уравновешенный человек, как я, и впрямь сошел бы с ума.
— Но объясните же, прошу вас.
— Представь себе, против регента был составлен заговор.
— О Боже мой!
— И я был замешан в нем.
— Вы?
— Да, то есть да и нет… Ты ведь знаешь этого принца де Листне?
— Ну?
— Так это лжепринц, дитя мое, это лжепринц!
— Но эти бумаги, которые вы переписывали для него…
— Манифесты, прокламации, поджигательские воззвания, всеобщий мятеж… Бретань, Нормандия… Генеральные штаты… испанский король… И все это раскрыл я.
— Вы?! — в ужасе вскричала Батильда.
— Да, я. И его высочество регент только что назвал меня спасителем Франции и обещал выплатить мне задолженность!
— Папа, папа, вы говорили о заговорщиках? — сказала Батильда. — Знаете ли вы, кто эти заговорщики?
— Во‑первых, герцог дю Мен. Представь себе, этот жалкий бастард строит козни против такого человека, как его высочество регент! Затем некий граф Лаваль, некий маркиз де Помпадур, некий барон де Валеф, принц де Селламаре, потом этот несчастный аббат Бриго. Представь, я снял копию со списка…
— Папа, папа, — сказала Батильда прерывающимся от волнения голосом, — среди всех этих имен вам не попадалось имя… имя… шевалье… Рауля д'Арманталя?
— А как же! — воскликнул Бюва. — Шевалье Рауль д'Арманталь. Вы погубили человека, которого я люблю! Но я клянусь вам памятью моей матери, что если он умрет, то умру и я.
И, подумав, что, быть может, еще не поздно предупредить Рауля об угрожающей ему опасности, Батильда, оставив ошеломленного Бюва, бросилась к двери, словно на крыльях, спустилась по лестнице, в два прыжка пересекла улицу, почти не касаясь ступенек, взлетела на пятый этаж и, запыхавшаяся, изнемогающая, едва живая, толкнула плохо запертую д'Арманталем дверь, которая уступила первому ее усилию, и увидела труп капитана, распростертый на полу и плавающий в луже крови. |