Рустан разбудил хозяина. Бурьен уже не пользовался прежними привилегиями при своем бывшем товарище по коллежу, так как начинал впадать в немилость. Мамелюку пришлось дважды повторить Бонапарту, что его ждет министр юстиции, пока первый консул наконец не поверил, что никакой ошибки быть не может.
— Зажгите свет, — приказал Бонапарт. — И пусть войдет.
Зажгли свечи над камином, свет упал на постель.
— Как, Реаль, вы уже здесь? — сказал Бонапарт, когда министр юстиции вошел в спальню. — Значит, дело оказалось серьезнее, чем мы думали?
— Серьезнее не бывает, генерал.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что я узнал, очень странно.
— Расскажите, — попросил Бонапарт, подперев голову рукой и приготовившись слушать.
— Гражданин генерал, — сказал министр юстиции, — Жорж в Париже вместе со всей своей бандой.
— Что, что? — не понял первый консул.
Реаль повторил.
— Да нет же! — Бонапарт пожал плечами тем характерным движением, которое было свойственно ему в моменты сомнений. — Это просто невозможно.
— Но это правда, генерал.
— Так вот на что намекал мне этот разбойник Фуше, когда вчера написал мне, что кинжалы носятся в воздухе! Вот, возьмите его письмо. Я положил его на тумбочку и не придал ему никакого значения.
Он позвонил.
— Вызовите Бурьена, — приказал Бонапарт вошедшему на его зов Констану.
Бурьена разбудили, он оделся, спустился вниз и поступил в распоряжение первого консула.
— Пишите, — приказал Бонапарт, — пусть Ренье и Фуше немедленно прибудут в Тюильри по делу Кадудаля. Пусть захватят с собой все материалы, какие у них есть. Пошлите две депеши с ординарцами. Тем временем Реаль мне все разъяснит.
Реаль остался с Бонапартом и слово в слово повторил ему свою беседу с Кёрелем: как заговорщики прибыли из Англии на английском шлюпе через скалы Бивиля; как их встретил часовщик, имени которого узник не знает, как он проводил их на ферму, как затем, перебираясь от одной фермы к другой, они дошли до Парижа и как Кёрель в последний раз видел Кадудаля в доме на углу улицы Бака и улицы Варенны. Передав все эти сведения Бонапарту, Реаль попросил его разрешения вернуться в тюрьму к умирающему от страха узнику, чью казнь он отложил на несколько часов из-за важности его показаний.
На этот раз Бонапарт согласился с Реалем и разрешил ему обещать узнику если не свободу, то, по меньшей мере, жизнь.
Реаль уехал, оставив первого консула, ожидавшего Ренье и Фуше, в руках его камердинера.
Ренье застал Бонапарта уже полностью одетым и причесанным. Сдвинув брови, он прохаживался взад и вперед, склонив голову на грудь и сложив руки за спиной.
— Доброе утро, Ренье, — поздоровался первый консул. — Что вы вчера говорили мне насчет Кадудаля?
— Я сказал, гражданин первый консул, что получил письмо, в котором мне сообщили, что он по-прежнему в Лондоне и что три дня назад он обедал в Кингстоне у секретаря господина Аддингтона. Вот письмо, возьмите.
В это время доложили о прибытии Фуше.
— Пусть войдет, — распорядился первый консул, довольный тем, что может столкнуть лицом к лицу двух своих министров полиции: официального и явного — Ренье и неофициального и тайного — Фуше.
— Фуше, — сказал Бонапарт, — я вызвал вас для того, чтобы вы рассудили Ренье и меня. Ренье утверждает, что Кадудаль в Лондоне, а я говорю, что он в Париже. Кто из нас прав?
— Тот, кого вчера я предупреждал: «Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!»
— Вы слышите, Ренье: это я получил такое письмо от господина Фуше, значит, прав я. |