— Прекрасно, — ответил Мюрат.

На следующее утро между четырьмя и пятью часами комиссар полиции Комменж, два инспектора и четыре жандарма, получив все инструкции, отправились на улицу Шабане, дом 5. Фуше отобрал самых смелых и сильных полицейских, так как все знали, что Пишегрю просто так не сдастся.

Они тихо разбудили привратника, объяснили ему цель своего прихода и попросили позвать служанку Леблана.

Служанка, которую накануне уже предупредили, была полностью одета. Она спустилась, открыла дверь кухни вторым ключом и провела комиссара и агентов в спальню Пишегрю.

Генерал спал. Шесть полицейских разом набросились на него. Он вскочил, отбросил двоих, сунул руку под подушку, чтобы достать оружие, но его пистолеты и кинжал уже были в руках врагов.

Пишегрю в одной рубашке боролся с тремя жандармами. Четвертый нанес ему удар саблей по ногам, и генерал упал как подкошенный. Один из нападавших наступил сапогом на его лицо, но почти тут же истошно закричал: Пишегрю зубами отодрал ему каблук и часть пятки. Трое жандармов опутали его веревками и затянули их с помощью специальных вертушек.

— Сдаюсь! — прохрипел Пишегрю. — Оставьте меня!

Его завернули в одеяло и бросили в фиакр.

У заставы Сержантов комиссару полиции показалось, что Пишегрю не дышит. Он велел двум агентам, сидевшим с ними в фиакре, ослабить путы. И вовремя: еще немного — и Пишегрю мог умереть.

Одни из агентов тем временем отправился к первому консулу с бумагами, найденными в квартире Пишегрю.

Пишегрю внесли в кабинет г-на Реаля и положили на пол. Реаль попытался допросить его, и протокол этого первого допроса донес до нас Марко Сент-Илер. Он прекрасно отражает состояние Пишегрю.

— Ваша фамилия? — спросил государственный советник.

— Даже если бы вы не знали моей фамилии, — ответил Пишегрю, — вы бы согласились, что не мне вам ее сообщать.

— Вы знакомы с Жоржем?

— Нет.

— Откуда вы прибыли?

— Из Англии.

— Где вы высадились на берег?

— Где смог, там и высадился.

— Как вы добрались до Парижа?

— В экипаже.

— С кем?

— Сам с собой.

— Вы знакомы с Моро?

— Да, это он очернил меня перед Директорией.

— Вы встречались с ним в Париже?

— Если бы мы встретились, то только со шпагами в руках.

— Вы знаете, кто я?

— Конечно.

— Я много слышал о вас и всегда отдавал должное вашим талантам военного.

— Вы мне льстите.

— Сейчас вам сделают перевязку.

— Не стоит. Лучше поскорей расстреляйте меня.

— Какое имя вам дали при крещении?

— Это было так давно, что я уже не помню.

— Разве вас не называли иногда Шарлем?

— Это имя дали мне вы в тех подложных письмах, которые вы сами же сочинили. В общем, хватит, я больше не стану отвечать на эти оскорбительные вопросы.

И Пишегрю в самом деле замолчал.

В кабинет Реаля доставили его белье и одежду, взятые в его спальне. Один из дежурных помог ему одеться. И когда Пишегрю вошел в двери Тампля, на нем был коричневый сюртук, черный шелковый галстук и сапоги с отворотами. Узкие панталоны топорщились на бинтах, которыми перевязали сабельные раны на его голенях и бедрах. Окровавленный белый платок стягивал кисть.

Закончив допрос, г-н Реаль поспешил в Тюильри. Бумаги Пишегрю были уже у Бонапарта, но в ту минуту, когда Реаль вошел в его кабинет, он читал предложения Пишегрю по очистке воды и воздуха во Французской Гвиане. Во время своего пребывания в Синнамари он делал заметки, а в Англии, как опытный специалист, составил подробный меморандум.