— Сейчас подойду, — сухо поставив бойцов в известность о своих намерениях, Игорь направился в головняк группы.

Идрис был практически счастлив.

«Эта женщина, эта женщина! — он не находил слов, чтобы выразить своё восхищение. Когда он представлял её себе мысленно, в его голову приходило лишь одно слово — СТРАСТЬ, да она именно такой и была — Страсть. Женщина — страсть. Воспоминания о тех чудных мгновеньях, (эх, если бы Идрис ещё отдавал себе отчёт, сколько их всего было-то, этих мгновений!) заставляли его сердце трепетать, словно это было не сердце взрослого мужчины, а сердечко пойманного в корзину воробушка.

— Брат, я хочу её! — воскликнул Идрис, едва они оказались с Ибрагимом наедине в своей землянке.

— Э-э-э, брат, была бы она какая-нибудь глупая русская, по недомыслию своих предков поселившаяся на нашей земле, то ты бы хотел её, пока она тебе не надоела, а потом убил. А за эту, — Ибрагим кивнул за стену своего убежища, — мы с тобой отвечаем головой, и если что… — договаривать он не стал, брат должен был понять его и без слов.

— Ты не так понял меня, брат! — Идрис обиженно и совсем по — детски поджал губы. — Я достаточно мужчина, чтобы женщина возжелала меня без силы! — гордо выпяченная грудь должна была показать, что он под этим подразумевает.

— Ты уже был с ней, — заключил Ибрагим, и его лицо вдруг стало совершенно серьёзным. — Так чего же ты тогда ещё хочешь?

— Я хочу быть с нею всегда!

— Ты хочешь на ней жениться? — Ибрагим оценивающе оглядел брата с головы до ног, но не выказал пока ни каких эмоций.

— Ну… — неопределённо протянул Идрис, — я ведь могу иметь и двух жён.

— Можешь, — ухмылка, появившаяся на лице Ибрагима, явственно говорила о том, что он думает о желаниях своего брата.

— Ты думаешь, она не согласится? — спросил младший Келоев, и тут же увидел, как старший брат отрицательно покачал головой. — Она же сама хотела меня…

— Желание европейской женщины отдаться мужчине — это всего лишь мимолётная прихоть. Они — как собаки, готовы отдаваться каждому, если у них на то будет настроение. Не обольщайся, брат, ей просто скучно, скучно и экзотично. А стать твоей… Остаться здесь навсегда… Я даже не уверен, захочет ли она повторить это с тобой ещё раз… Для них, — Ибрагим отрешённо махнул рукой, — главное — деньги. Красивая жизнь…

— Но ведь я могу предложить ей богатую жизнь, — нашелся, что ответить на слова брата, Идрис, — деньги, много денег.

Глядя на Идриса, Ибрагим, похоже, был готов расхохотаться. Он едва сдерживался, пытаясь оставаться хоть чуточку серьёзным:

— Деньги? Доллары? Фунты? И сколько ты можешь ей предложить?

— Десять, нет, двадцать тысяч долларов, даже тридцать, она будет жить, ничего не делая, безбедно. Ты ведь поможешь, брат? — Идрис умоляюще посмотрел на старшего Келоева, но тот неожиданно вновь стал серьёзным, и уже со злостью взглянув в глаза своего наивного младшего братца, потряс перед его лицом обеими руками.

— Безбедная жизнь! Глупый, да она за одну эту командировку имеет больше, чем весь наш сраный отряд! Тридцать тысяч долларов! Он хочет купить её за тридцать тысяч долларов! Да она за месяц имеет столько, сколько ты не заработаешь и за год! Безбедная жизнь! — он повторялся. — Она уже сегодня имеет безбедную жизнь. И такой дурачок, как ты — не более, чем игрушка, о которую она, не задумываясь, вытрет свои ноги.