Наше спасение зависело только от нас самих. Мы обрели его, выскочив из фарватера на мелководье, где поднятые танкером волны, будто прилив, подхватили нас и почти вынесли на насыпной берег. Несколько секунд спустя волны, поднятые сухогрузом, отразились от берега, подхватили нас и унесли назад в фарватер. Альберта это очень позабавило, а мы с Клэр тоскливо вздохнули по широким, серым, пустынным водам Северной Атлантики.
За Труа-Ривьер, где мы окончательно расстались с приливной волной, мы оказались опять-таки в новом мире. Просто жутком. В мире прогулочных катеров и моторных яхт. Мощные, наглые, они превращали в ад жизнь судов вроде нашей шхунки — неторопливых, с большой осадкой. Мчась со скоростью в двадцать узлов, гоня перед собой половину реки, а вторую засасывая позади, они поднимали шум и устраивали кавардак много хлеще танкеров и сухогрузов, а подавляющее большинство их владельцев были не только лишены малейших понятий о вежливости, но, казалось, ничего не знали о правилах навигации, да и знать не хотели.
Бешеный поток этих хриплоголосых бесцеремонных игрушек превратил наш последний день на реке в тяжкое испытание. Жара стояла страшная. После Труа-Ривьер мы нигде не останавливались и страшно измотались. Час за часом, то и дело ныряя в волнах, поднятых очередной моторкой, число которых все возрастало, мы все больше теряли голову. И к тому времени, когда впереди возникли безобразные силуэты нефтеперерабатывающих заводов на восточной окраине Монреаля и мы вошли в желтую воняющую завесу, которая по их милости висела над рекой, мы были уже на пределе.
Разгоряченный, липкий от пота, грязный и дико усталый, я вдруг подумал: а зачем, собственно, мы ценой стольких усилий тащили нашу шхунку из мира прохлады и мирной тишины в этот адский, кипящий серой котел? Я продолжал размышлять над этим, когда мы добрались до сердца Монреаля и начали высматривать сказочную цель у конца этой третьесортной радуги.
Движение в порту было точно на главной городской магистрали. Перед носом и за кормой у нас проскакивали паромы. Огромные суда ревели и гудели со всех сторон.
Клэр у румпеля почти довел до слез буксир с тяжелой баржей. Мне были видны башни, минареты и купола «Экспо», но я не понимал, как до них добраться. И в этот момент еще один катер устремился прямо на нас, точно гиена к злосчастному трубкозубу.
Только… это был не прогулочный катер. Голубой корпус среди взбитой им пены выглядел знакомым. На носу красовалась огромная надпись «МР-43», и внезапно я узнал «Голубую Цаплю», сторожевой катер того же типа, что и «Голубой Ирис».
— О Господи! — крикнул я Клэр в отчаянии. — Голубая Фемида занесла над нами меч!
— В конце концов нам никому не уйти от длинного когтя Морского Кота, — бессердечно ответила Клэр.
Дело в том, что мы по уши увязли в беззаконии. На носу нашей шхуны не было не только ее названия, как того требуют международные морские правила, но и ее регистрационного номера, как того сурово требуют канадские законы. В довершение всего на нашей грот-мачте не развевался канадский морской флаг, как требовали те же правила. Мы несли флаг Баскских провинций, а под ним в знак уважения к Квебеку — французские лилии. Оставалось только уповать, что «МР-43» не знает, кто мы такие на самом деле, и нам удастся заговорить им зубы и вырваться на свободу.
«Голубая Цапля» сбросила ход и приблизилась к нашему борту. Полицейский в щегольской форме с микрофоном вышел на мостик.
— Эй! На «Счастливом Дерзании»! Будьте добры, следуйте за мной!
Полицейский катер обошел нас с кормы и занял позицию перед нашим носом.
На миг мне нестерпимо захотелось нырнуть вниз, открыть кингстоны и пустить на дно мою злополучную шхуну. Однако дух предприимчивости оставил меня. Я потерпел поражение и знал это. |