Эмма прошла к входным дверям, закрыла глаза на десять секунд, затем открыла их, глубоко вдохнула и выдохнула.

Сверкающий Париж. Роскошь. Белое, серебряное, лиловое, оттененное редкой зеленью, сияющее и переливающееся под идеальным апрельским небом. Жених и его свита заняли свои места перед беседкой, утопающей в цветах. Паркер начала выпускать по одной подружек, затем подала сигнал НЧ…

— Девочки, мы молодцы. Отправляйтесь на кухню и угощайтесь, — сказала Эмма своим помощницам. Оставшись одна, она, вздыхая, растерла спину, шею, руки и отправилась переобуваться в туфли на высоких каблуках.

Джек всякий раз не мог понять, как им это удается. Его часто призывали на помощь. Он двигал мебель, подменял бармена, даже убирал посуду со столов — в случае необходимости. Поскольку наградой всегда была отличные еда и напитки и хорошая музыка, он не возражал. И все же так и не раскрыл их секрет.

Паркер как будто находилась повсюду одновременно. Никто не замечал, как, отрепетировав с шафером его тост, она вдруг оказывалась рядом с плачущей матерью невесты и подавала ей салфетки, а в следующий момент уже руководила сервировкой торжественного ужина в Большом зале, словно генерал, командующий войсками во время битвы.

Мак почти незаметно скользила по залам, ловко выстраивала гостей для официального снимка или заманивала невесту с женихом позировать для спонтанного портрета.

Лорел маневрировала между гостями, подавала сигналы по рации или с помощью телефонной гарнитуры, или жестами, а может, с помощью телепатии. Джек и это не стал бы исключать.

И Эмма, разумеется. Всегда тут как тут, если кто-то проливал вино на скатерть или когда мальчик, ответственный за обручальные кольца, заскучав, начинал толкать девочку-цветочницу.

Вряд ли кто-либо из присутствующих сознавал, что своим плавным течением торжество обязано этим четырем женщинам, с необыкновенным изяществом и ловкостью жонглирующим всеми деталями и передающим друг дружке невидимую эстафетную палочку.

Гости столь непринужденно переместились из Большого зала в Бальный, что вряд ли кому-либо пришло в голову, сколько сил и профессионализма вложено в координацию и хронометраж этого процесса. Джек задержался рядом с Эммой и ее помощницами, расставляющими букеты в вазах на главном столе.

— Помощь нужна?

— Хм? Нет, спасибо, справляемся. Динь, по шесть букетов с каждой стороны, корзины по краям. Все прочее не трогаем еще два часа, затем разбираем и грузим в машины. Бич, Тифф, снимите нагар со свечей и дайте им догореть до середины.

— Я могу отнести, — предложила Динь, когда Эмма взяла в руки букет.

— Один сломанный цветок, и нам не поздоровится. Пусть уж лучше она перегрызет горло мне, чем тебе. Идемте. Начинается первый танец.

Эмма унесла букет, а Джек неторопливо прошествовал к парадной лестнице и проскользнул в утопающий в цветах Бальный зал. Новобрачные кружились под выбранную ими мелодию «Я всегда буду любить тебя» — по мнению Джека, слишком пафосную и банальную. Гости и родственники, стоявшие вдоль стен или сидевшие за столиками, с благоговением наблюдали за красивой парой.

Распахнутые двери веранды манили на свежий воздух. Джек решил запастись бокалом вина и прогуляться, однако, заметив заглянувшую в зал и тут же исчезнувшую Эмму, подкорректировал свой план: взял два бокала вина и вышел на черную лестницу. Эмма, сидевшая пролетом ниже, резко вскочила, заслышав шаги.

— О, это всего лишь ты, — с облегчением протянула она и снова рухнула на ступеньки.

— Всего лишь я, зато с вином.

Эмма вздохнула, покрутила головой, разминая шею.

— В «Брачных обетах» выпивка на работе не приветствуется, но… я прочитаю себе нотацию завтра.