– Ты ведь знал, у кого Колотов украл эту вещицу?

– Догадывался, – угрюмо кивнул Лузгин. – Но ведь и полковник ее не в магазине купил. Как ты думаешь, Феликс?

– Я не думаю, Семен Алексеевич, я знаю, у кого особист Ильин изъял кинжал и шкатулку.

– Там еще перстень был, – вспомнил Лузгин, – но Славка продавать его отказался. Я, правда, не настаивал.

– Колотова сегодня пытались то ли похитить, то ли убить. Так что ты сам, Семен Алексеевич, думай о степени риска.

Лузгин был калачом тертым, не раз попадавшим за свою долгую жизнь в передряги. Потому и нюх на неприятности выработался у него почти собачий. Вот и сейчас он на лету перехватил мою мысль еще не до конца сформулированную, снял кинжал со стены и положил его передо мной на стол. Оружие внушало уважение и даже не замысловатостью отделки ножен и рукояти, а как раз клинком из почти черной стали, украшенным изображениями молний, причем с обеих сторон.

– Это оружие жреца, а не витязя, – хрипло проговорил Лузгин. – Орудие мести славянских богов. Обрати внимание, кинжал сделан в виде трезубца – трувера, символизирующего единство Рода, Перуна и Дажьбога. Впрочем, в разные времена состав языческой троицы менялся. Одно несомненно, оружие изготовлено на острове Рюген в городе-крепости Арконе, где находились главные святилища наших предков. Молния – это знак Перуна и одновременно Белобога.

– А кинжал не может быть позднейшей подделкой? – полюбопытствовал я.

– Исключено, – покачал головой Семен Алексеевич. – Сплав специфический. Наши эксперты с трудом определили его состав. В средневековой Европе таких кинжалов не делали. На Руси тоже. Обрати внимание на символику, она насквозь языческая. Ни один христианин не осмелился бы в ту пору взять его в руки.

Лузгин повернул рукоять против часовой стрелки. Головка змеи настолько неожиданно выскользнула из оскаленной пасти волка, что я невольно вздрогнул.

– Символ смерти, знак Чернобога и одновременно ключ от замка той самой шкатулки, которую Колотов не сумел украсть, – усмехнулся актер. – Во всяком случае, я так думаю. Скорее всего, перстень тоже несет какую-то служебную функцию. Но чтобы раскрыть тайну волхвов из Арконы, нужны все три предмета – шкатулка, кинжал и перстень.

– Теперь понятно, зачем Сипягину, а точнее людям, которые за ним стоят, понадобилось похищать Колотова, – кивнул я.

– Будь ты, Феликс Васильевич человеком бедным, я бы уступил тебе сокровище даром, – вздохнул Лузгин. – Но предлагать миллионеру столь ценную вещь дешевле, чем за пятьдесят тысяч долларов, у меня язык не повернется.

Я не стал торговаться. В конце концов, Семен Алексеевич прав, ценность кинжала определялась не только его древностью, но еще и тайной, которую он в себе нес. Лузгин, хорошо меня изучивший, знал, кому и что предлагает.

– Если на меня выйдут искатели сокровищ, я могу сослаться на тебя, Феликс?

– Вне всякого сомнения, Семен Алексеевич. Так прямо и скажите, что перепродали кинжал Строганову еще несколько лет тому назад. Деньги я переведу на ваш счет завтра же. А за сим разрешите откланяться.

Время стремительно приближалось к полуночи, а у меня еще впереди была куча дел. От Лузгина я направился прямо к казино «Дама треф», где трудился на ниве азарта и порока даровитый актер Вениамин Мандрыкин. Погода к ночи ухудшилась, дождь усилился, но температура пока что пребывала в приличном плюсе, что позволяло не опасаться гололеда на пустеющих городских магистралях. Я давно уже не играл в казино, а в «Даме треф» и вовсе появился впервые, но, тем не менее, мне удалось сохранить инкогнито.