– А кинжал у вас остался?

– Уж коли срок мотать, то хотя бы не даром, – криво усмехнулся Колотов. – Был у меня тайничок в подъезде, вот там я и спрятал кинжал и еще несколько цацек. Жалко шкатулка туда не вошла.

– Какая шкатулка?

– Большая, по-моему, из серебра сделанная. Она там в хранилище осталась. На суде о ней не упоминали, думаю, сыскари не слишком тщательно осматривали квартиру убитого. Им все было ясно. У Ильина очень приличная сумма в долларах лежала в шкафу. А поскольку я деньги не тронул, то в суде поверили в мое искреннее раскаяние.

– Кинжал вы продали?

– Да. Сразу, как только вышел на свободу. Деньги нужны были. Матери на лечение и мне на учебу. Сипягин у меня кинжал просил. Он с него даже копию сделал. Золотые у него руки, а натура воровская. Просил меня подождать, но я отказался. Деньги у него наверняка были бы краденные. А мне зачем рисковать при моем тогдашнем пиковом раскладе. Вот я и загнал кинжал коллекционеру. Солидный дядька, актер, и деньги он мне дал вполне приличные.

– Фамилия солидного дядьки Лузгин? – спросил я.

– Откуда вы знаете? – насторожился Колотов.

– Я знаю всех коллекционеров в городе.

– Он правду говорит, Славка, – неожиданно отозвался с заднего сидения Чуев. – Граф Феля большой любитель антиквариата.

– А почему граф? – удивился блондин.

– Потому что Строганов, – хихикнул Витька. – Это я его наградил прозвищем еще в детстве. Так оно к нему и прилипло на всю оставшуюся жизнь. Надеюсь – недолгую.

– Спасибо на добром слове, Чуев. Кстати, мы приехали. Ни пуха вам, ни пера, охотники за удачей.

– Только не посылай его к черту, Славка, он и без твоей помощи нашел к нему дорогу.

Чуев первым покинул салон моего автомобиля. Именно покинул, а не вылез, скажем, и уж тем более не вывалился. Единственное, чему он научился в театральном училище, так это не терять лицо в любых ситуациях. В том числе и смертельно опасных для жизни. Пьяный ли, трезвый ли Чуев всегда сохранял на челе отблеск благородства. Ни дать, ни взять принц крови недавно лишенный наследства. И этого наследства лишил его я. Тут уж не убавить, не прибавить.

Лузгин гостей не ждал. Времена, когда Семен Алексеевич разудалым добрым молодцом покорял женские сердца, давно уже миновали, и теперь он с достоинством нес ношу заслуженного человека, чьи стопы и помыслы направлены только к одной цели – пенсии. Другое дело, что актерские заслуги столь скупо оплачиваются нашим замечательным государством, что прожить на них способна лишь театральная мышь, привыкшая питаться муляжами калорийных продуктов. Именно поэтому предусмотрительный Семен Алексеевич еще в годы относительно молодые решил позаботиться о сытой старости. Сказать, что свой нынешний достаток он обрел исключительно добросовестным трудом, я бы не рискнул, но и подозревать трудившегося всю жизнь человека в тяжких грехах, у меня нет никаких оснований. Коллекция антиквариата, которую Лузгин собирал всю жизнь, тянула на сотню тысяч долларов, но не более того, а ее бесспорным украшением сам хозяин считал кинжал двенадцатого века, доставшийся ему по счастливой случайности.

– А вы уверены, Семен Алексеевич, что эта случайность была счастливой?

– Не пугайте меня, Феликс, – попросил хозяин. – Пожалейте мое истрепанное жизненными невзгодами сердце.