Но иногда, чтобы окончательно зафиксировать свои жертвы на крючке, Дюк начинал не то чтобы фантазировать, но... Директор называл это «передозировка мелодрамой».

Было похоже, что в этом случае Дюк настроил Дворникова на какие‑то героические действия ради блага Отчизны. Что‑то глобальное и совершенно секретное. Разочарование потомственного дворянина можно было понять.

– Но списки школьников... Как‑то это...

– Несолидно?

– Ну да...

– Считайте, что это проверка. Посмотрим, насколько вам можно доверять.

– Мне можно доверять.

– Мне нужны эти списки, но мне не нужно никакого шума.

– Понятно.

– То есть если вдруг начнутся разговоры о том, что кого‑то интересуют эти списки... Кто‑то забрался ночью в архив, наследил грязными ботинками и стащил эти папки...

– Все будет сделано очень тихо.

– Я надеюсь.

– Я уже знаю, как это будет сделано.

– Ну‑ка.

– Многие школы заказывают нам пошив школьной формы. Я распоряжусь провести маркетинговое исследование – как меняется количество школьников за последние десять лет. Сколько их сейчас, сколько было в девяносто втором году, сколько было мальчиков и девочек тогда, сколько сейчас... По ходу дела все нужные вам документы будут скопированы. И никто ни о чем не догадается.

– Ладно, – сказал Бондарев, приятно удивленный скоростью появления идей в голове Дворникова. – В смысле, звучит неглупо. Может выгореть.

– Мне нужно два дня, – сказал потомок дворянского рода. – Скажите, а ФСБ в курсе вашей работы? Просто у меня там есть знакомые, и они...

Бондарев посмотрел Дворникову в глаза. Как утверждал Дюк, война тех двоих бизнесменов вышла столь кровавой и масштабной именно потому, что одного поддерживала местная милиция, а другого – местное фээсбэшное начальство.

– Знаете, – задумчиво произнес Дворников. – У вас сейчас такой взгляд, как будто вы мне хотите сказать: «Еще один такой вопрос – и я сверну тебе шею».

– Приятно иметь дело с понятливым человеком, – сказал Бондарев.

4

Все, что окружало Белова, оказалось не просто зданиями или деревьями, улицами, памятниками или площадями – это был фасад, за которым скрывались следы.

Если Марина Великанова и ее семья (предположительно мать и бабушка или старшая сестра и бабушка) хотя бы недолго прожили в этом городе, то они должны были оставить следы своего пребывания. Какие это могут быть следы?

Девочка ходила в школу. Младшая из женщин – на работу. К ним заходил милиционер.

Значит, у девочки остались одноклассники, которые ее помнят. У женщины – подруги по работе. Милиционер – возможно, он все еще живет в городе. Вот они, рассыпанные по городу следы. И если первый цикл поисков закончится ничем, то можно будет перейти ко второму, собирая менее заметные следы, а потом к третьему...

Потому что ничто не проходит бесследно. Потому что люди живут среди людей, и даже когда человек исчезает или умирает, то остаются воспоминания, мысли об исчезнувшем. Или погибшем.

Алексей вдруг понял, что, думая о погибших, но оставшихся в памяти, он представляет свою сестру Алену, которая погибла летом. Она ушла, но неизбежно осталась в его мыслях. В его скорбных мыслях о том, почему в мире случаются такие несправедливые вещи.