– Если его и не было сначала, то они его специально устроили потом, – уверенно заявила Лена, вытаскивая сигарету из пачки. Мезенцев вспомнил про идею Алика с Севой запретить курение в ресторане и сделать его более семейно‑ориентированным, но Лена поняла его взгляд по‑своему.

– Папа не знал, что я курю, – сказала она. – Когда живешь за тысячу километров от отца, многие веши легко скрывать.

– Он мне показывал твою... вашу фотографию, – сказал Мезенцев. – Только там был другой цвет волос.

Лена кивнула:

– Старая фотография. Я же говорю – многие вещи легко скрывать. Я отцу отправляла только приличные фотографии, не посылать же себя с розовым ирокезом и пирсингом в пупке...

– С розовым ирокезом? – Мезенцев попытался представить это, но его фантазия не смогла так радикально преобразить Лену.

– Дело прошлое.

– Вот поэтому я и не узнал те... вас. Богатой буде... – Мезенцев запнулся, чувствуя себя бегемотом на льду.

– С этим все нормально. С мачехой мы полюбовно договорились. Точнее, наши адвокаты договорились. Для нее страшнее не я, а родственники тех, предыдущих жен. Ей был нужен союзник, и она меня слегка подкупила.

– А она не хочет искать убийц мужа?

– Шутите? Слушайте, Евгений, давайте на «ты», а то меня весь этот официоз утомляет. Я же хочу о деле договориться, тут чем проще, тем лучше... Идет?

Мезенцев пожал плечами. Договориться о деле. Знала бы ты, девочка, с кем договариваешься... Лучше тебе не знать.

– Идет, – поняла его жест Лена. – Так о чем это я?

– Твоя мачеха не рвется найти убийц?

Во второй раз с начала разговора Лена улыбнулась, все так же сдержанно:

– Она? Нет, ее это не интересует. Как только мы урегулировали вопрос с наследством, она улетела с бойфрендом в Майами. А сейчас она в Аспене. Это такой лыжный курорт, – пояснила она, поняв по лицу Мезенцева, что он не в курсе. – Есть такие особые люди, которые готовы платить кучу денег, чтобы летом кататься на лыжах, а зимой заниматься серфингом. Мачеха как раз из таких людей. Ну да дело не в этом. Я знаю, что летом ты встречался с папой, навещал его в санатории. Это было буквально за пару дней до того, как он уехал на юг, на эту свою деловую встречу...

– Было такое, – кивнул Мезенцев. – Мы посидели, поговорили... Это длилось часа полтора. Он ничего не сказал о том, что куда‑то собирается ехать. Наоборот, сказал, что решил успокоиться, отдохнуть, мол, всех денег не заработаешь...

– Было бы странно, если бы он стал всем подряд рассказывать о своих планах, так ведь?

– Так, но...

– Что?

– Мне всегда казалось, что у нас – я имею в виду тех, кто вместе воевал в девяносто втором году, – были немного особые отношения... Я бы сказал, доверительные.

«Зеркало. Зеркало мне. А лучше маску, противогаз, что‑нибудь, чтобы закрыть лицо. Иначе она поймет, она не может не понять, или чему их там тогда учат в бизнес‑колледжах?!»

– Так вот об этом я и говорю.

«О чем это она?»

– Я приехала к тебе, потому что у тебя с отцом не было бизнеса. У вас с ним были эти самые особые доверительные отношения. Вы сражались вместе и спасали друг другу жизнь. Мне казалось – хотя, может быть, я не права – что у тебя я найду поддержку.

– А ты... Ты уверена, что у нас не было деловых отношений?

– Уверена. Я потратила довольно много времени, разбирая отцовские бумаги, роясь в его компьютере... Ты упоминаешься там только в связи с приднестровским конфликтом.