– А теперь, Тарквиний, вы отчитаетесь на педсовете о вашей работе с комиссией, – ядовито сказал Курои. – Видимо, это была большая и трудная работа.

– Позвольте я лучше сделаю на заседании научный доклад на тему «Об умственной деятельности Курои, сына Дайре», – не менее учтиво ответил Змейк, снимая ногу со скамейки.

Начались крики. Вдруг, посреди всеобщей сумятицы, Мерлин хлопнул себя по лбу.

– Можете топтать меня ногами! – заявил он. – Ничего, что я старейший преподаватель школы, не стесняйтесь. Где только была моя голова! Ведь триста пятьдесят лет у меня вылетал из поля зрения один простой очевидный факт! Собираем педсовет. Через три дня, на заре, все как один, в тронном зале!.. То есть не в тронном, а в этом… где изразцы починки требуют… где гобелены пятьсот лет не стираны… ну, вы меня поняли. Ай‑яй‑яй, какой стыд!.. Тарквиний, но вы‑то как могли?.. Ведь я‑то считал вас образцом… всего на свете! Пойдемте, у меня к вам серьезный разговор. Вон там, за углом. Да, и то, что вы шьете обувь дорожную, – это очень правильно. Вот эта вот обувь вам очень скоро пригодится.

* * *

Таким образом внеочередной педсовет был назначен на 14 мая, старый праздник начала лета, – именно на тот день, когда профессор Курои традиционно сражался с чудовищем.

– И вы приходите, – настойчиво сказал Мерлин Курои. – Не беспокойтесь вы об этом вашем чудовище. Я найду кому его препоручить. Вы куда нужней на педсовете, поверьте мне.

Курои был очень доволен. Собственно, он догадывался, что на замену ему будет послан Гвин‑ап‑Нудд, который страдал от подобного же циклического мифа, только со своим собственным чудовищем ему приходилось встречаться каждый год в начале января. «Одним чудовищем больше, одним меньше… ну что, в самом деле, считаться по мелочам?» – пробурчал Курои и позволил Мерлину уладить это дело. Он и сам чувствовал, что предпочитает сидеть на педсовете, где будет разбираться предательство Змейка, чем тыкать в это время клинком в омерзительную пасть.

…Зловещим, но, по крайней мере, недвусмысленным знаком всем собравшимся показалось то, что Змейк на этот педсовет не пришел.

Мерлин, видя, что никто другой не берет слова, начал все‑таки речь:

– Я вот хочу, кстати, сказать о Тарквинии. Привыкли чуть что все на Тарквиния вешать. Все время слышишь о нем какую‑то ерунду: и Кромвелю‑то он служил, и Лукрецию изнасиловал…

В дальнем углу завозился Морган:

– Э‑э, позвольте… Лукрецию, если я не ошибаюсь, это все‑таки не наш Тарквиний?.. – громким шепотом спросил он Финтана.

– Все мне как‑то недосуг собраться с мыслями и положить конец этому безобразию, – продолжал Мерлин, повысив голос. – Триста лет уже это тянется! Нет, пора всем наконец узнать правду. Значит, так: несколько лет назад… то есть триста пятьдесят лет назад… как раз при короле Чарльзе… то есть нет, что я говорю? при Кромвеле… к нашей школе стали подбираться… враги. Ну, я врагов‑то чую за версту. Одним словом, к тому времени, когда Кромвель отдал приказ закрыть нашу школу, я еще заранее говорю Тарквинию: «Тарквиний, голубчик, поезжайте‑ка вы к этому Кромвелю… и нейтрализуйте его как‑нибудь, ради Бога». А Кромвель в это время в Ирландии куролесил. Крушил там все.

– Но почему Тарквиний? – перебил Финтан.

– А потому Тарквиний, – вскипел Мерлин, – что он один из немногих, кто отнюдь не считает, что обстоятельства всегда обязаны складываться так, как тебе хочется. Он получил аристократическое воспитание, и он не изнежен, вот как некоторые. Да. О чем это я? Так вот, он присоединился к Кромвелю в Ирландии, там, под Дрохедом, и немножечко… напустил на него такую болезнь, с необычными симптомами.