– А как же gravitas? – с недоверием переспросил Ллевелис.

– Весомость, значимость, – отрезал Орбилий, краснея, как рак.

– А‑а… а я уж думал – ядреная эта гетера, – искренне сказал Ллевелис.

– Какая гетера? – простонал Орбилий. – Они обсуждают достоинства поэмы!..

Азиний Поллион опять что‑то сказал.

– Все члены ее соразмерны, – прошептал Гвидион.

– Membrum – это не только член тела, но и составная часть произведения, – поспешно сказал Орбилий.

– Что вызывает восхищение? – переспросил Лливарх у Афарви.

– Тело, corpus, – прошептал тот.

– Corpus в данном случае – структура произведения, – цыкнул на них Орбилий.

– Она искусна в чем‑то, – озадаченно сказала Крейри. – Особенно искусна в чем‑то.

– В художественной метафоре, – внушительно проговорил учитель, бледнея.

– За что он ее ухватил? – шепотом переспросил Гвидион.

– Не за что, а ухватил глубинный смысл, самую суть мысли Вергилия, – сказал Орбилий, в раздумье беря в руку затычку.

Август с большим восхищением отзывался о предмете описания, Поллион, однако, был полон скепсиса и осторожно заметил, что «в наш прагматичный век требуются иные формы».

– Азиний стоит за приоритет исторических и документальных жанров перед поэтическими, – пояснил Орбилий.

– Мой Тит услаждает меня не хуже… – начал Азиний.

– Очевидно, он имеет в виду знаменитого историка Тита Ливия, – быстро сказал Орбилий и загнал пробку обратно в кувшин.

– А между ними что‑нибудь было? – простодушно спросила Двинвен.

– Между ними ничего не было! – заверил Орбилий, дав, наконец, волю своему возмущению. – И не могло быть! А весь логос в том, что вам, бездельникам, нужно заучивать не только основные значения слов, но и множество переносных! Латынь – чрезвычайно образный, развитый и богатый язык… с обилием переносных значений! Когда вы будете готовы воспринимать истинно изящную дискуссию… – тут Орбилий утер пот со лба и откатил кувшин подальше в угол, – тогда и получите от меня хоть что‑нибудь хорошее. А пока – беседы собачника Фульвия с торговцем ослятиной на углу у общественных бань! Dixi!

И учитель отвернулся, надевая сандалии и выбирая в углу трость потяжелее.

– Пойду изловлю того негодника, что подсунул мне этот сосуд, – бормотал Орбилий себе под нос. – Чувствую, что тут подрастает какой‑то будущий Гораций Флакк!..

– В каком смысле будущий Гораций Флакк? – тихонько спросил Гвидион на лестнице.

– В том смысле, что Гораций тоже изводил Орбилия, – предположил Ллевелис.

Когда они миновали несколько витков лестницы, Гвидион неуверенно сказал:

– А может, они и вправду говорили о литературе?

* * *

На последнем занятии в начале июня, когда Гвидион притащился к Тарквинию Змейку на самый верх башни, изнемогая от жары, Змейк встретил его на пороге своего кабинета и сказал:

– Пойдемте. Возьмите из кабинета сыворотки, шприцы, вакцины, берите все свои инструменты и спускайтесь за мной.

Гвидион, недоумевая, последовал за Змейком снова вниз, стараясь не наступать на его мантию, которая мела по ступеням. Змейк привел его на конюшню, и Гвидион чуть не ахнул от радости: в загончике рядом с тем, где жил пони Мерлина, топталась овца. Это была самая настоящая овца с Гебридских островов – белая с черной мордой.