– Иногда, впрочем, помогает Мак Кехт. Когда я выдыхаюсь, – скорбно пояснил Мак Кархи.

– Я так испугался доктора Мак Кехта!.. Чуть не умер, – признался Гвидион.

– Доктор Мак Кехт – лучший из людей, – откликнулся Мак Кархи. – Единственный человек, к которому, может быть, не стоило бы попадать в первый день, на новенького, – это профессор Курои. Вам повезло.

– Это тот, кто ведет практические приложения…? – сосредоточившись, вспомнил Гвидион.

– Да‑да.

– А практические приложения… чего именно? – понадеялся наконец узнать Гвидион.

– Да в буквальном смысле практические приложения. Он просто всех практически прикладывает.

Гвидион заглянул в лицо Мак Кархи, но в сумерках нельзя было разобрать, улыбается тот или нет.

* * *

Гвидион был родом с севера, а Ллевелис – с юга, и вначале они настолько не понимали акцента друг друга, что говорили по‑латыни. Но недели через две приспособились, и валлийский снова пошел у них в ход.

Ллевелис был родом из Абериствита и, подобно Гвидиону, по достижении должного возраста собрался идти в школу Мерлина в Кармартен‑на‑Аске. Большинство его родных и соседей вообще не понимало, как можно отъехать от родного города хотя бы на три мили без ущерба для здоровья и опасности для жизни, однако, взяв в толк, что их родич во что бы то ни стало хочет предпринять этот опасный поход, весь клан Ллевелиса решился его сопровождать. Поэтому Ллевелис появился в Кармартене в сопровождении шестидесяти человек, из них сорок мужчин, способных носить оружие, все с родовыми знаками, гербами и в лучших своих одеждах. Ллевелис только рукой махал, когда его расспрашивали об этом.

Ллевелис был некрасив, если говорить о чертах его лица, но все это скрашивалось обаятельнейшей улыбкой и даром беседы. Он был душой всякого случайного скопления публики и центром притяжения подвыпивших бродяг, ищущих поздним вечером на опустевших городских улицах, кому бы поведать свои горести.

Гвидиона и Ллевелиса поселили в одной комнате – с окнами на юг и на запад, с видом на башню Энтони, башню Невенхир и излучину реки Аск. В комнате были две деревянных кровати, стол, камин, пара дубовых стульев, каменные ниши для книг, сундук для одежды, сводчатый потолок, пестрый полосатый половичок при входе и лютня, забытая одним из учеников XVI века.

Гвидион, погруженный в учение, мог по неделям ходить в отцовской рубахе и в совершенно нормальных, с его точки зрения, штанах из овечьей шерсти. Ллевелис обычно носил одежду эпохи, но носил ее с изяществом и независимостью человека, не прикованного к своему времени. На спинке его кровати подчас можно было видеть небрежно брошенными два‑три непарных носка, которые он поспешно сметал в невидное место при появлении гостей.

На всех предметах, где рассаживали по складу ума, Гвидион и Ллевелис оказывались в дальних противоположных концах класса.

…Гвидион с Ллевелисом бегом пересекли рыночную площадь, опаздывая на приметы времени, поэтому один из членов городского магистрата, стоявший перед проемом настежь открытой двери в школу и недоуменно ощупывавший видимую ему одному каменную кладку, вызвал их раздражение. Не дожидаясь, пока тот соберется с мыслями, вспомнит, как это делается, и переступит наконец порог, Ллевелис, самым вежливым образом взяв советника под локоток, буквально втолкнул его внутрь. «Вам директора? – быстро спросил он. – Вон там, на конюшне. Раскланивается со своим пони, видите? Шляпу перед ним снимает». Они бросили ошеломленного представителя властей на произвол судьбы, выбежали из‑под арки и увидели, что семинар по приметам времени уже идет. Мак Кархи взмахом руки создал во дворе модель пригородного поезда и учил всех заходить в двери.