Изменить размер шрифта - +
Мак Кархи взмахом руки создал во дворе модель пригородного поезда и учил всех заходить в двери. Девочки визжали. «Это только кажется, что двери закрываются совершенно внезапно, на самом деле этот миг до некоторой степени предсказуем. Показываю еще раз», – и Мак Кархи с обворожительной улыбкой зашел в вагон и снова вышел. Потом он обернулся вороном, взлетел на крышу вагона над дверью и кивком дал всем знак по очереди заходить. Визг возобновился. Ллевелис подозревал, что негласный девиз Мак Кархи – «Не объясняй очевидного», и в сочетании с самым убийственным предметом в школе эффект этого был поразителен. Приметы времени ненавидели все, и в первую очередь – сам Мак Кархи, но из года в год заниматься ими приходилось. Мак Кархи, полагая, что предмет обязывает, неизменно появлялся на пэвэ в потрепанных черных джинсах, но поверх все равно носил мантию с кружевным воротником.

– Слушай, ну зачем нам это уметь? – простонал Ллевелис. – Все равно же это никогда в жизни не понадобится!..

– Никогда не знаешь, куды вопрешься, – задумчиво возразил Гвидион, в сомнительных случаях жизни обыкновенно цитировавший свою прабабушку.

Но при следующей фразе доктора Мак Кархи поежился даже бывалый Гвидион.

– Есть такой поезд, который ходит под землей, – тоном человека, излагающего древнюю легенду, сказал Мак Кархи.

 

* * *

 

– Что это вы пишете, дитя мое? – раздался ядовитый голос у Гвидиона за плечом. – «…причиняя большой ущерб исконному населению Британских островов…». Запомните, молодой человек: исконное население Британских островов – это я. Все остальные появились там гораздо позже. А это? «Наши знания об этом времени весьма скудны и приблизительны, и события эти по большей части принадлежат области неизвестного». Гм… Если вам нечего сказать, сокращайте, сокращайте это математическими значками. Наши знания об этом t  → 0, и cобытия эти Є Х . А то изводите только пергамент. Пишут, пишут, – сами не знают, чего пишут. Единственное, что я могу сделать для вас как очевидец и не последний участник этих событий – это оставить вас после уроков, и вместо всей истории Британии вы будете мыть пол. Вот этой тряпкой. О, о, о. Я вижу на вашем лице ужас. Это старая, заслуженная тряпка. Мне подарили ее в Аннуине. Имя ее… впрочем, оно вам ничего не скажет.

Так Гвидион впервые увидел своего учителя Мерлина, и ему еще повезло. Тряпка, явно сделанная из шкуры дракона, с шипами на спине, огрызалась и извивалась, когда он пытался отжать ее. Но гораздо худшим способом с учителем познакомился Ллевелис. На вступительном экзамене Мерлин, доверительно перегнувшись к нему через подлокотник кресла и всем своим видом показывая, что готов слушать ответ по билету, представился:

– Профессор Мерлин Амброзий… Или Аврелий?.. Извините, память уже не та.

– Как? Профессор Мерлин? – закашлялся Ллевелис. – Но ведь вы…

– Я что? – быстро спросил Мерлин.

– Я читал, будто с вами произошла… одна неприятная история.

– Одна?! Вы мало читали.

– Ну, что‑то с креслом… Лемурий Кумбрийский писал, – Ллевелис не мог оправиться от смущения. – Ох, как же там было?.. А, да!

 

«…Вы видите магические знаки,

Начертанные мною? – молвил Мерлин. –

Они гласят на древнем языке,

Что каждый смертный, севший в это кресло,

Немедленно исчезнет навсегда».

Тут грянул гром, и стены пошатнулись,

Посыпались со звоном витражи,

И вздрогнули собравшиеся в зале:

Сказав сии слова, волшебник Мерлин

Сел по ошибке в собственное кресло

И, к ужасу собравшихся, исчез.

Быстрый переход