– Тем временем сегодня я покажу вам один прием, не относящийся напрямую к содержанию курса, однако, – Змейк вскинул указательный палец, – полезный при лечении овец. Предположим, вам надо провести небольшую, но болезненную операцию, – скажем, противотуберкулезную прививку или вскрытие подошвы копыта для удаления гноя. Для этого следует…

Размеренная речь Змейка делалась все монотоннее, черные глаза его явили бездонную глубину. Гвидион почувствовал, что завис между здесь и тут, и, не меняя позы, перестал ощущать себя. «Спасибо Змейку, – подумал он, – а то нога с утра болела».

– Это не называется усыпить, но обратите внимание, – продолжал Змейк, – из всех звуков вы слышите сейчас только мой голос.

Это была правда. Остальные звуки мира – брань старшеклассников, двигавших во дворе отвал в рамках семинара по археологии, хихиканье Мерлина и рог Зигфрида – отодвинулись и канули в Аннуин.

– Как вы уже догадываетесь, вы сейчас не ощущаете боли, – Змейк щипцами взял из камина уголек, бросил его Гвидиону на ладонь, выждал, выкинул уголек и смазал чем‑то ожог. – Ничего, не так ли? Точно так же не будет ощущать ее ваша подопечная – овца. Кстати, составление мази от ожогов – едва ли не первое, что входит в наш курс. Следующий этап…

В эту минуту в кабинет ворвался профессор Курои, с волосами как у Медузы Горгоны, и глубоко ошибутся те, кто подумает, что он предварительно постучался. Курои произнес нечто, поудобнее перехватив свой посох, и говорил долго, но для Гвидиона беззвучно. Губы его шевелились так же бесшумно, как бесшумно ветер хлопал занавеской. Тарквиний Змейк поднялся с кресла.

– Мне также могут не нравиться некоторые из моих обязанностей, однако я не позволяю себе распускаться до такой степени, чтобы уничтожать сам источник своих неудобств, – сказал он.

Между Змейком и Курои происходил некий разговор, но поскольку Гвидион был погружен в оцепенение, он слышал только слова Змейка.

– Добейтесь моего отстранения и займитесь сами этой проблемой, – сказал Змейк. – Я не выбирал для себя этой роли. Но вряд ли Мерлин Амброзий станет вникать в ваши инсинуации.

Гвидион, даже не зная, что такое инсинуация, но зная Мерлина, дал бы руку на отсечение, что Мерлин наверняка не станет ни во что вникать.

Курои заговорил, и Гвидион попытался прочесть содержание его речи по губам, но, не имея опыта в этом деле, мог восстановить слова профессора лишь приблизительно: то ли «я вырву твое сердце», то ли «я вправе усомниться». По ходу речи Курои четырежды ударил в Змейка молнией, выпустил некоторое количество стрел из рукава, и – видимо, к слову пришлось, – метнул ему в грудь копье, в которое превратился посох. Гвидион даже заподозрил, что обличье копья было для этого посоха первично, настолько легко он превратился в копье и настолько упорно не хотел превращаться обратно.

Тарквиний Змейк в гневе был прекрасен, но страшен. Он обрушился на Курои в виде волны, обвился вокруг его горла в виде струны арфы и порекомендовал ему выбирать выражения в своем собственном виде.

Курои продолжил; что он говорил, оставалось от Гвидиона скрыто, но, поясняя очередную свою мысль, он сделал иллюстративный жест, отчего руки Змейка оказались в буквальном смысле скованы.

Змейк стряхнул с себя наручники и заметил:

– Это трудно будет сделать. Ваше недоверие, безусловно, весомый аргумент для педсовета, но исчерпывающим я бы его не назвал.

Курои плюнул ядом.

Змейк стер с лица брызги яда и добавил:

– Что до меня, то я попрошу назначить этот педсовет на канун мая.

После этого учителя покинули комнату, причем Змейк любезно пропустил Курои вперед в дверях.