|
Я не видел их машины и, тем более, ее номера, – сказал Деккер с видом человека, который с трудом сдерживается. – Когда я сказал, что меня освободили, я имел в виду, что незнакомцы отомкнули дверь и сняли наручники. Но мне потребовалось еще пару минут, чтобы снять лейкопластырь, что было чертовски болезненно. Пришлось содрать даже немного кожи и выдрать клок из усов. Потом я поскакал на кухню, чтобы взять нож и разрезать веревки на ногах. Деньги были на месте. Мне бы очень хотелось, чтобы вы внесли их в какой‑нибудь полицейский фонд. Мне эти грязные деньги не нужны. Они почти наверняка украдены. К этому времени поблизости уже не было ни этих людей, черт бы их побрал, ни их машины.
Ван Эффен дипломатично посочувствовал. – Если учесть все, что вам пришлось вынести, то вы еще довольно спокойны и сдержанны. Вы могли бы их описать?: – Одежда самая обычная. Плащи. Это все. – А их лица? – На берегу канала и в машине было темно. К тому времени, когда мы добрались сюда, на всех уже были капюшоны. Точнее, на троих. Один оставался на судне. – В капюшонах, конечно, были прорези? – спросил ван Эффен. Он не был разочарован, потому что ничего другого и не ожидал. – Скорее, это были круглые дырки. – Эти люди разговаривали между собой? – Не сказали ни слова. Говорил только их начальник. – Как вы узнали, что это был начальник? – Начальники обычно отдают приказания, не так ли? – Пожалуй. Вы бы узнали его голос, если бы снова его услышали? Деккер колебался. – Не знаю. Думаю, да. – Так. В голосе этого человека было что‑нибудь необычное? – Да. Ну, он очень забавно говорил по‑голландски. – Забавно? – Это был не тот голландский язык, на котором говорят голландцы. – Ломаный голландский? – Нет. Даже наоборот. Язык был очень хороший. Слишком хороший. Как язык дикторов телевидения или радио. – Значит, он был слишком точным? Книжным? Может быть, этот человек был иностранцем? – Да, можно так сказать. – Как по‑вашему, откуда родом мог быть этот человек? – Тут уж я вам ничем не смогу помочь, лейтенант. Я никогда не выезжал из страны. Я часто слышу, как люди в городе говорят по‑английски и по‑немецки. Но только не я. Я не говорю на иностранных языках. А иностранные туристы в мой рыбный магазинчик не заглядывают. Я торгую, общаясь по‑голландски. – Большое спасибо. Может быть, то, что вы рассказали, нам поможет. Вы не припомните какие‑нибудь подробности об этом начальнике – если он им в самом деле был? – Он был высоким, очень высоким. – Деккер впервые за весь разговор слегка улыбнулся. – Не нужно быть очень высоким, чтобы казаться выше меня. Но этому человеку я не доставал даже до плеча. Он был сантиметров на десять‑двенадцать выше вас. И худой, очень худой. На нем был длинный плащ синего цвета. Но этот плащ висел на нем, как на вешалке. – Вы сказали, что у капюшонов были отверстия, а не щели. Вы видели глаза высокого мужчины? – Нет, даже глаз я не видел. На нем были защитные очки. Темные очки от солнца. – Темные очки? Я же спрашивал вас, не было ли чего‑нибудь странного в этих людях. Вам не показалось странным, что этот человек носит защитные очки ночью? – Странным? Почему я должен считать это странным? Послушайте, лейтенант, холостяки вроде меня проводят много времени у телевизора. А там негодяи всегда носят темные очки. Иначе как бы мы узнали, что они негодяи? – Верно, верно! – Ван Эффен повернулся к свояку Деккера. – Как я понял, мистер Беккерен, вам повезло и вы избежали общения с этими джентльменами? – Вчера был день рождения моей жены. |
