– Вообще-то я не ожидал, что вы будете работать сегодня. – Теперь, когда он думает, что разгадал нас, он увереннее в себе. Его чуть вытянутые в улыбке плотно сомкнутые губы – молочной белизны по краям, тонкие, как бритва, – напоминают мне устрицу.

– Вы имеете в виду – в воскресенье? – уточняю я, изображая невинное простодушие. – Я надеялась перехватить ваших прихожан, когда они толпой повалят из церкви.

Он не отреагировал на мою маленькую колкость.

– В первое воскресенье Великого поста? – Он удивлен, но за его удивлением кроется презрение. – Я бы на это не рассчитывал. Обитатели Ланскне – простые люди, мадам Роше. Благочестивые, – мягко, учтиво подчеркивает он.

– Я – мадемуазель Роше. – Крошечная победа, но этого достаточно, чтобы сбить с него спесь. Его взгляд метнулся к Анук. Она все еще сидит за прилавком с высоким бокалом шоколада в одной руке, рот испачкан шоколадной пеной. Будто ужаленная крапивой, я вдруг опять испытала безрассудный ужас, запаниковала в страхе от того, что могу потерять ее. Но кто посмеет отнять у меня дочь? С нарастающим гневом в душе я отмахнулась от пугающей мысли. Может, этот! Пусть только попробует.

– Разумеется. – Он невозмутим. – Прошу прощения, мадемуазель Роше.

Я мило улыбнулась, догадываясь, что еще ниже пала в его глазах, но продолжала из противоречия пестовать его негодование. Чтобы скрыть страх, говорю на тон выше, с вульгарными нотками в голосе.

– Вы даже не представляете, как я рада, что встретила в этом сельском краю понимающего человека. – Я одарила его ослепительной чарующей улыбкой. – Видите ли, в большом городе, где мы жили, до нас никому не было дела. Но здесь… – Вид у меня удрученный, но ничуть не виноватый. – Такой чудесный городок, и люди такие услужливые, такие самобытные… Но ведь это не Париж, верно?

Рейно соглашается – с едва уловимой насмешкой в голосе.

– На мой взгляд, абсолютно справедливо мнение, сложившееся в отношении маленьких городков, – продолжаю я. – Здесь каждому есть до тебя дело. Полагаю, это от недостатка развлечений, – с любезной улыбкой объясняю я. – Всего-то три магазинчика и церковь. Я хочу сказать… – Я рассмеялась. – Впрочем, что я вам рассказываю? Вы лучше меня все знаете.

Рейно кивнул с серьезным видом.

– В таком случае, объясните мне, пожалуйста, мадемуазель…

– О, зовите меня Вианн, – вставляю я.

–…почему вы решили перебраться в Ланскне? – Его елейный тон пронизан неприязнью, тонкие губы еще больше напоминают закрытую устрицу. – Как вы верно заметили, это не Париж. – Он взглядом дает мне понять, что Ланскне во всех отношениях, безусловно, достойнее столицы. – Вам не кажется, что такой стильный, – изящной рукой он с вялым безразличием махнул перед собой, показывая на интерьер шоколадной, – специализированный магазинчик пользовался бы большим успехом – смотрелся бы более подобающе – в большом городе? Уверен, в Тулузе и даже в Ажене… – Теперь я понимаю, почему никто из жителей не осмелился зайти к нам сегодня. Слово «подобающе» обдает ледяным холодом, как проклятие пророка.

Я опять под прилавком выкинула вилкой пальцы в его сторону – с яростью. Рейно, будто ужаленный, шлепнул себя по шее.

– По-вашему, удовольствия – это привилегия больших городов? – вспылила я. – Любому необходимо иногда расслабиться, побаловать себя роскошью.