Это меня воодушевило. Мое воображение, богатое, как все семейство Онассис, без всяких просьб и поощрений приступило к черновой разработке плана окончательного и бесповоротного охмурения ранее неприступного субъекта. Хотя воплощать этот безнравственный сценарий в жизнь я не собиралась, представлять торжество исторической справедливости мне было приятно. Каково же оказалось разочарование, когда на финишной прямой к моему отелю бывший кумир прекратил поступательное движение к победе Добра (в моем лице) над Злом (ясно, в чьем) и, обняв меня не более страстно, чем плюшевого мишку, со словами прощания на устах устремился к свободной машине такси!
— Я очень тяжело переношу рецидив детско-юношеского комплекса неполноценности, — пожаловалась я Вадику, когда он понял, что мое сопливое хрюканье не позволит ему уснуть, слез со своей полки и с подкупающей душевностью спросил: какого черта я распустила нюни, как голодный шарпей?!
Пришлось рассказать напарнику, что после отъезда несгибаемого Саши я натворила немало глупостей. Вместо того чтобы подняться в свой номер и благоразумно лечь спать в гордом и отвратительном одиночестве, я осталась в холле. И не просто осталась, а ледоколом вломилась в плотную толпу принаряженных иностранных граждан с бокалами и рюмками. Скудных знаний немецкого языка, почерпнутых из замечательного разговорника, мне удивительным образом хватило, чтобы понять: я угодила на коктейль-прием Берлинской ассоциации юристов.
Лучше бы я этого не знала! Ведь мой так и не состоявшийся возлюбленный за истекшие годы тоже сделался не кем-нибудь, а именно юристом! Этого трагического совпадения оказалось достаточно, чтобы вывести меня из себя далеко и надолго.
Окинув недобрым взглядом представителей ненавистного мне отныне племени законников, я локтями проложила себе путь к открытому источнику алкоголя и показала этим скучным крючкотворам, этим занудным судейским, этим хитроумным лицемерам, сухим и пыльным, как прабабушкин школьный гербарий, что такое живая натура, способная искренне и непосредственно выражать свои чувства.
Живая натура в моем исполнении выглядела впечатляюще. Когда я, зажмурясь, решительно опрокинула вторую рюмку огненной самбуки, некоторые крючкотворы и лицемеры мужского пола разразились одобрительными восклицаниями. Я глубоко затянулась дымом с привкусом кофе, открыла глаза и в упор посмотрела на ближайшего крючкотвора. Он ответил мне неуверенной улыбкой.
— Юристы капут! — с ненавистью сказала я и обошла приветливого лицемера по крутой дуге, попутно зацепив плечом и локтями с полдюжины менее приветливых.
Пылающая самбука высветила глухие закоулки моей грешной души. Понимание, что с юристами мне тотально не везет, нарушило гармонию мироздания окончательно и непоправимо. В этот момент я совершенно неистово желала обладать… Нет, не одним-единственным мужчиной — одной-единственной ракетой класса «земля — земля» и точными координатами местонахождения своего обидчика.
— Даже не знаю, что он должен был сделать, чтобы я его простила! — призналась я Вадику, гневно раздувая ноздри.
— Харакири? — добродушно подсказал мой напарник.
Я хмыкнула и слабо порадовалась, что уже могу над этим смеяться, — до начала душеспасительной беседы я при воспоминании о том вечере непроизвольно стискивала кулаки, вгоняя ногти в ладони. А той ночью в отеле мне нестерпимо хотелось набить кому-нибудь физиономию! Ну, хоть кому-нибудь! Только остатки политкорректности не позволяли мне использовать в качестве боксерской груши иностранца.
— Именно поэтому я стала посылать эсэмэски ему — своему бывшему соседу, — объяснила я.
— Пыталась таким образом избежать назревающего межнационального конфликта? — фыркнул напарник. — Ой, только не заливай! Да ты просто хотела заставить его вернуться, чтобы реализовать свои порочные желания!
Эта грубая мужская трактовка тонких душевных порывов мне совсем не понравилась. |