Изменить размер шрифта - +
И еще

мне жутко нравится Одри Хепберн в фильме про монашку [ В фильме «История монахини» (1959) Одри Хепберн играет монашку, сомневающуюся в

своем призвании] .
 Знаете, где-то в глубине души во мне всегда жила тяга к простому монашескому укладу жизни. Без волнений, тревог. Монашкам ведь не нужно

принимать решений, не нужно работать — знай себе пой в церковном хоре да гуляй по монастырскому дворику. Разве это не чудесно?
 Итак, накрасившись и посмотрев по телевизору сериал, я спускаюсь в вестибюль и после очередной безуспешной попытки выяснить, где сейчас

мой багаж (честное слово, я на них в суд подам), заказываю такси до монастыря Святой Уинифред. Пока мы колесим по сельским просторам, я

разглядываю местные пейзажи и думаю, что же это у Люка за сделка такая. Что это за секретное «то, чего я давно хотел»? Новый клиент? Новый

офис? Расширение компании? Я морщу лоб, пытаясь припомнить слухи о какой-нибудь важной сделке, и вдруг в памяти всплывает разговор Люка по

телефону несколько недель назад. Он говорил о рекламном агентстве, и я тогда еще подумала, откуда у него интерес к рекламе.
 Реклама. А что? Возможно, Люк всегда мечтал снимать рекламные ролики.
 Ну конечно! Это же очевидно. Вот какая у него сделка. Он решил переключиться с финансовой рекламы на телевизионную. И я могу сниматься в

его роликах! Точно!
 От восторга я чуть не проглотила жевательную резинку. Я буду сниматься в рекламе! Вот это круто! Может, меня снимут в стильном ролике рома

«Бакарди» — там еще все отдыхают на яхте, катаются на водных лыжах и веселятся до упаду. Нет, я знаю, что обычно в рекламе снимаются

знаменитые модели, но ведь я могу появиться где-нибудь на заднем плане, да? Или покрутить штурвал. Ой, как будет здорово! Мы полетим на

Барбадос или в другие теплые края, и там будет жарко, солнечно… классно, в общем. Беем будут наливать дармовой «Бакарди», и нас поселят в

шикарном отеле… Мне придется купить новый купальник или даже два… и новые шлепанцы…
 — Вот и монастырь, — объявляет таксист, и я вздрагиваю.
 Я ведь не на Барбадосе, да? Нет, я у черта на куличках — в богом забытом Сомерсете!
 Мы останавливаемся у старого желтого здания, и я с любопытством разглядываю его в окно. Вот он, значит, какой — монастырь. С виду ничего

особенного, больше похож на школу или обычный дом. Я даже подумываю, а есть ли смысл вообще выходить из машины, как вдруг вся напрягаюсь,

потому что вижу ее. Это же настоящая живая монахиня. Идет мимо машины -в черной рясе, с белым апостольником на голове, короче, при всех

причиндалах. Настоящая монахиня в своей среде обитания! Причем ведет себя совершенно естественно. Она даже  не посмотрела  на такси. Ноль

внимания. Представляете, как на сафари!
 Я выхожу, расплачиваюсь с таксистом и, подгоняемая волнением и любопытством, направляюсь к массивной входной двери. Вместе со мной входит

какая-то пожилая дама. Она шагает уверенно — явно знает дорогу, и я семеню за ней по коридору, ведущему во внутренний двор. Как только мы

оказываемся в монастыре, меня охватывает благоговение, близкое к эйфории. Может, на меня так действует насыщенный благовониями воздух или

органная музыка, но что-то со мной явно творится.
 — Благодарю, сестра, — между тем говорит пожилая дама монашке и направляется к часовне. А я стою как вкопанная.
 Сестра. Вот это да. Сестра Ребекка.
 И черная, струящаяся ряса, а лицо такое просветленное-просветленное.
Быстрый переход