Все должно было произойти возле старого моста на окраине Форт-Огастеса.
В те времена направление дороги несколько отличалось от нынешнего, и человек, занявший позицию в углу моста, мог держать под прицелом довольно длинный ровный участок пути. Вот здесь-то и расположился Корри, выкопав предварительно неглубокую канавку. В его короткоствольное ружье с раструбом был засыпан полновесный заряд пороха, а поверх него — почти до самого дульного среза — любимая смесь браконьеров: кусочки свинца и ржавые гвозди вперемешку со всяческим железным ломом. Подготовленное таким образом оружие он укрепил в развилке дерева. К несчастью для всего предприятия, Корри в своей далеко не такой уж праведной жизни никогда не доводилось сталкиваться с регулярными войсками. Мерный шаг солдат, громыхание их снаряжения и, главное, холеные разукрашенные жеребцы — все выглядело необычно, а вид важного герцога, прогарцевавшего мимо на своем боевом коне, буквально деморализовал бедного воришку. Выстрелить-то он выстрелил, но промахнулся и тут же кинулся наутек — под громкие крики преследовавших его солдат.
Как ни странно, но Корри удалось пересидеть погоню в одной из пещер неподалеку от Форт-Огастеса (ее и до сих пор показывают гостям города). Куллоден стал триумфом Англии, и вся страна с подкупающей искренностью праздновала победу над проклятыми якобитами. Повсюду — на витринах магазинов, на вывесках многочисленных таверн, красовалось лицо героя дня, герцога Камберленда. Более того, имя кровавого герцога было увековечено в названии прелестного садового цветка — камберлендской, иначе турецкой, гвоздики. Недаром в ту эпоху чрезвычайную популярность получило стихотворение, в котором говорилось, что лилия, «гордость Франции», роза, цветок якобитов, и шотландский чертополох — все пали жертвами «мясника» Камберленда и его цветка, что
На мой взгляд, есть что-то чрезвычайно неуместное в такой сладости герцога! Цветок, изначально названный в честь Вильгельма Оранского, был перепосвящен и превратился в символ вигов в дни шумных празднований, сопровождавших возвращение Камберленда из Куллодена.
3
Если вам вздумается посетить самый глухой и дикий уголок Британских островов, то, выйдя из Форт-Огастеса, сверните направо, на ту дорогу, что уходит в Инвер-гарри. Прошагав по ней миль сорок или около того, вы попадете в Гленгарри, а через нее в Глен-Шиел.
Гленгарри — нечто исключительное! Позади спокойного голубого озера простирается зеленая долина, по которой течет река с березовыми рощами по берегам. Даже невнимательный наблюдатель сразу же заметит на равнине темные пятна — заросшие крапивой развалины старых ферм. Особенно много их по берегам реки, но и на склонах холмов встречаются темные проплешины — как следы от ожогов на молодой зеленой поросли. Это все, что осталось от былых деревень, либо сожженных, либо просто брошенных хозяевами в процессе того позорного и варварского эпизода, который в истории Шотландии получил название «чисток».
Сомнительно, чтобы в аграрной истории хоть одной европейской страны присутствовал период, который по своей жестокости и бездушности мог сравниться с хайлендскими чистками. Целые семьи лишились крова и средств к существованию и, как следствие, были вынуждены эмигрировать в заморские края. И все это для того, чтобы освободить место для пастбищ и охотничьих заповедников. Описываемые чистки, конечно же, были следствием неудавшегося восстания 1745 года. Недаром один старый вождь клана сказал в 1788 году: «Мне довелось жить в несчастливые времена. Помню, в молодости каждый землевладелец задавался вопросом: сколько человек способна прокормить его земля. Позже приходилось думать, сколько крупного рогатого скота можно на ней содержать. Теперь же единственный вопрос — сколько овец выдержит его земля?»
Насильственное разоружение горцев после поражения принца Чарльза, отмена феодальной власти и наследственного права привели к уничтожению старой системы кланов, господствовавшей в Хайленде. |