– Правда? А я-то думал, старик собирался жить вечно, – сказал Фергус, глядя вдаль.

– Уверен, он всерьез это планировал, – сухо отозвался Гордон.

– Как это случилось?

– Во сне. Ему, наверное, это ох как не понравилось. Он испустил дух не в припадке бешенства, не в кураже бесчинства. Просто однажды утром не проснулся, и все.

Они обменялись взглядами: они ничего не забыли. Сколько раз он сбегал от отца в Гэрлох? Сколько раз они с Фергусом предавались мальчишеским забавам и старались не думать о том, что Гордона дома непременно накажут? Генерал-лейтенант Йен Макдермонд проявлял свое неудовольствие любыми доступными способами, будь то крики, хлыст или палка.

– Стоит ли мне принести свои соболезнования? – осведомился Фергус.

– Разве что сатане, – улыбнулся Гордон. – Представляешь, как генерал будет командовать Вельзевулу: «Налево кру-угом!» Он в аду камня на камне не оставит.

Помолчали.

– Ты поэтому вернулся домой?

– Потому что генерал больше не властен распоряжаться моей жизнью? Нет, я начал задумываться о том, чтобы уйти в отставку, когда он еще был жив. Кто знает? Может, его смерть послужила последним аргументом. Я решил взяться за фабрику.

Фергус изогнул брови:

– Выходит, ты решил покинуть армию насовсем?

Гордон кивнул.

– Для чего? Чтобы производить порох?

– Пока да. Но у меня есть и другая идея, я давно ее вынашиваю.

Откуда ни возьмись явилась Хелен с подносом в руках:

– Сэр Гордон, я принесла вам глоточек виски, а вам, Фергус, чаю.

– А почему это ему виски, а мне чай? – возмутился Фергус.

Хелен только пощелкала языком, но ничего не сказала.

Гордон взял у нее чашку и стакан. Поблагодарил, и как только Хелен скрылась в доме, отдал стакан Фергусу. Тот залпом опрокинул в себя виски – а Гордону осталась полная чашка травяного чаю. Завар пах цветами – или попросту сеном – и был таким слабым, что сквозь него легко просматривалось дно чашки.

– Что это такое? – спросил он, осторожно пробуя напиток на вкус.

– Что-то для улучшения моего кроветворения, я полагаю. Никогда не знаешь, что Шона или Хелен положили в свое варево на этот раз. Они круглые сутки только и делают, что хлопают крыльями вокруг меня. – Он покосился на дом. – Признаться, я удивлен, что никто не явился, чтобы спасти меня и уложить на дневной сон. Полагаю, за это мне стоит поблагодарить тебя.

Гордону сейчас до ужаса не хотелось говорить о Шоне.

– Так насчет твоего титула… – начал Фергус.

– Отец постарался для этого гораздо больше меня, – перебил его Гордон.

Фергус покосился на него:

– А я-то слышал другую версию. Повторяю, ты, черт возьми, национальный герой. Достояние английского народа.

Гордон пожал плечами.

– Ты стал скромнее, – заметил Фергус. – Как это на тебя не похоже.

Гордон улыбнулся, внезапно обрадовавшись, что пришел. Никто другой не посмеивался над ним, как Фергус. Возможно, ему этого и не хватало.

Фергус поставил стакан на подлокотник кресла. Его рука задрожала от усилия – наглядное подтверждение того, насколько он ослабел.

– Тебе что-нибудь нужно? Что я могу сделать?

Он потрепал Фергуса по руке, ужасаясь тому, насколько она стала тонкой и хрупкой.

– Навещай меня время от времени, – сказал Фергус. – Спаси меня от женской заботы.