|
Однако должен сказать, что за дюжину пройденных миль мы едва ли встретили шесть таких хижин. Трудно себе представить места более пустынные, дикие и величественные, чем эта долина. Гленко сама по себе совершенно ужасна. И дорога выглядела не менее кошмарной. По обочинам от нее тянутся высокие скалы, по которым во всех направлениях стекают шумные ручьи. С одной стороны (слева по ходу нашего движения, если быть точными) среди этих скал на большой высоте пролегают десятки узких гленов. Они образуют такие жуткие места, какие можно узреть лишь в самых страшных горячечных кошмарах. Увиденная картина запомнится мне на долгие годы, а вернее сказать, до конца моих дней (и это не шутка и не фигура речи). Само воспоминание об этом переходе заставляет меня содрогаться…
После такого описания я выступил в путь уже готовым ужасаться и содрогаться. Однако, увы, в тот день сияло солнце, Гленко пребывала в радостном и отнюдь не пугающем расположении духа (наверное, именно в этом настроении ее и застал Эндрю Лэнг). Она, конечно, пустынная, дикая и, как большая часть горной Шотландии, внушает почтение человеку. Я бы сказал, что Гленко преподает нам хороший урок смирения. Попав сюда, начинаешь осознавать, что человек — пренебрежимо малая величина, которую здешние горы никогда не принимали в расчет. Они относятся к нам не враждебно, скорее, с рассеянным небрежением. Если бы человека внезапно закинуло на Луну, то он, наверное, рассматривал бы лунный пейзаж — чужой, холодный, безразличный — с тем же суеверным трепетом, с каким я взирал на долину Гленко. Здешним горам неведомо милосердие. С самого момента зарождения жизни они так и не выбрались из своей первоначальной теплой слизи. Они до сих грезят геологическими конвульсиями. Озаренная солнечным светом Гленко не вызывает у человека содрогания, потому что она прекрасна. Она, скорее, зачаровывает. Хочется сесть и долго-долго смотреть на нее — как вы часами сидите на песке, глядите на Сфинкса и гадаете, что там он (если, конечно, предположить, что Сфинкс — «он») увидел в бесконечном небе. Возможно, Бога? Гленко порождает такие же чувства. Тем не менее я продолжал ехать по самой худшей дороге во всей Шотландии. С обеих сторон от меня вздымались серо-стальные горы. Половина перевала была залита солнечным светом, вторая половина пребывала в глубокой тени. Болотистая почва поросла высокой, упругой травой, которая волновалась и колыхалась на ветру. Единственным звуком было журчание ручья с ледяной, коричневой от торфа водой, а единственным движением — медленный, зловещий полет неведомой птицы над холмами. Вулканические горы иссечены множеством ущелий, за долгие столетия проложенных горными потоками. Узкие у вершины, они постепенно расширяются книзу и впадают в общую долину. Редкие худосочные деревья сиротливо жмутся к склонам ущелий, пытаясь укрыться от порывов ветра. Мне они напомнили несчастных путников, застигнутых в горах грозой. Однако лишь редкие ущелья могли похвастаться растительностью. Большая же часть из них представляла собой просто расселины в вулканической скале, будто неведомые великаны затачивали здесь свои мечи… Внезапно небо затянуло тучами. Свет в Гленко погас так внезапно, словно кто-то вошел в комнату и щелкнул выключателем. И долина сразу же поменяла свой цвет: она стала безнадежно серой. Теперь ясно, почему Маколей назвал Гленко «долиной теней». При взгляде на эти суровые горы, причудливые холмы и темные ущелья казалось, будто там непременно должны обитать нагие злобные демоны. Наверное, именно в таком месте, как Гленко, нашли свой конец библейские гадаринские свиньи. По пути мне повстречался молодой пастух, который брел рядом с отарой овец — серой лавиной, медленно двигавшейся на невидимых ножках. Пастуху помогала вездесущая собака-колли, которая зорко следила за подопечными умными, ясными глазами. Пока все шло как надо, овчарка лежала, притаившись в траве и чутко поводя длинным носом. |
