2
В нескольких милях от Глазго стоит городок под названием Гамильтон, здесь же располагаются угольные шахты, по которым сэр Гарри Лаудер в свое время «бродил в подземных сумерках» с шахтерской лампой в руке. Вдалеке над живописными изгибами Клайда высятся мрачные трубы сталелитейного производства Мотеруэлла — они похожи на черные пальцы, устремленные в небо. И ровно посередине находится самый печальный дом в Шотландии. Я имею в виду наследственное поместье семейства Гамильтонов, старинный дворец первых герцогов Шотландии, герцогов Брэндона и Шательро во Франции. Сегодня это строение принадлежит эдинбургскому подрядчику, который потихоньку растаскивает его на камни. Хотел бы я знать, что чувствует человек, подрубающий корни шотландской истории…
Дворец Гамильтонов был, пожалуй, самым великолепным и величественным зданием во всей Великобритании. Рассказывают, будто король Эдуард — а он останавливался здесь в 1878 году, еще в бытность принцем Уэльским — признавался хозяину: «У моей матушки чертовски много отличных дворцов, но ни один из них и в подметки не годится вашему!»
Я услышал эту историю из уст старика-шотландца, который в те годы служил у Гамильтонов помощником конюха. Не берусь утверждать, будто принц изъяснялся именно такими словами, однако смысл высказывания сохранился, а стиль… Да кто я такой в конце концов, чтобы приглаживать вербальную традицию шотландского народа?
В пору расцвета дворец Гамильтонов, наверное, выглядел как старший брат Букингемского дворца. Величественное здание в георгианском стиле стояло посреди парка. Коринфские колонны поддерживали огромный портик, рядом находились превосходные конюшни, при которых работала школа верховой езды, и добротные надворные постройки.
Парадная лестница из черного голуэйского мрамора не менее знаменита, чем хрустальная лестница старого Девонширского дворца; она вела в тронный зал, где некогда восседали герцоги, представители древнейшего рода, породнившегося с шотландской короной. Роль трона играло великолепное посольское кресло, вывезенное из Санкт-Петербурга Александром Гамильтоном, десятым герцогом, который служил послом в России. Теперь дворец лежит в руинах. Небо заменяет ему крышу, а звезды — канделябры. Отсыревшие кусочки позолоченного карниза отваливаются и падают вниз, собираясь на полу просторного вестибюля у ног двух гигантских кариатид, выполненных французским литейщиком Луи Сойером.
Я не ведаю более драматического конфликта (по крайней мере в пределах Великобритании) между старым миром и новым. Дворец Гамильтонов, несомненно, принадлежит прошлой эпохе, как и окрестные леса, где еще нет-нет да и вспорхнет фазан или мелькнет заячий хвостик. Но дымовые трубы с каждым годом подбираются все ближе и ближе к прекрасному строению, а угольные шахты уже проходят непосредственно под дворцом. Если присмотреться, то в полях можно заметить полосу более светлой травы — она вдвое шире, чем прогулочная аллея в парке Сент-Джеймс, и тянется, прямая, как стрела, меж двумя рядами деревьев. Это все, что осталось от парадных подъездных путей к дворцу, по которым в прошлом пронеслась не одна блестящая кавалькада, а то и карета с королевским гербом…
Я потерянно бродил по мертвому дворцу Гамильтонов. Тишину нарушали лишь тихий шорох дождя да грохот время от времени отваливавшейся штукатурки. Во время экономического спада, последовавшего за наполеоновскими войнами, десятый герцог Гамильтон нанял рабочих в соседнем городке (том самом Гамильтоне) для капитальной перестройки дворца. Сохранились записи, свидетельствующие, что 22 528 лошадей притащили 28 056 тонн камня для самого здания, еще 5153 лошади доставили 7976 тонн камня для конюшен, а 1024 лошади привезли 1361 тонну извести, песка и шифера.
Огромные коринфские колонны — высотой в двадцать пять футов и диаметром три фута три дюйма — были выточены каждая из цельного блока на каменоломнях Далсерфа в восьми милях от дворца. |