1

Как-то осенью маленький, видавший виды автомобиль выехал на рассвете с одной лондонской площади и направился в сторону Великой Северной дороги.

В тот ранний час площадь выглядела чистой и невинной — как бывает лишь на рассвете. Старые дома-греховодники, стоявшие здесь со времен королевы Анны и много повидавшие на своем веку, затаились за чугунными оградами и спущенными шторами.

На всем лежала печать осени и глубокого сна.

В предрассветной тишине город, похоже, отказался от привычных пороков. Он временно обрел чистоту и прощение — в самом сердце Лондона я наслаждался подлинным дыханием осени. Оно было насыщено теплыми запахами земли, наводившими на мысли о фруктовых садах и спелых колосьях в поле. Под воздействием этой магии худосочные лондонские скверики — с их таинственным переплетением ветвей — временно превратились в маленькие фрагменты деревни, которую так любят англосаксы и которую неизменно тщатся (порой насильно) принести с собой в город. Я замер, полной грудью вдыхая этот сладкий, располагающий к ленивой истоме запах. Он порождал мысли о бездействии и мирном отдыхе — точно так же запах боярышника обычно подталкивает к движению и приключениям.

Пробились первые солнечные лучи, предметы отбрасывали те странные тени, которые знакомы лишь молочникам, выезжающим из дома рано поутру. Все вокруг выглядело безжизненным и таинственным. А посреди этого странного мира сидел в маленькой машинке человек, порвавший с привычной жизнью и решившийся на дальнее путешествие в неизвестную Шотландию.

Что ждет его впереди, в далеком краю? Кого он там встретит? Каких новых друзей обретет? Какие новые песни узнает? Над чьими могилами замрет в грустном раздумье?

Кто знает… Пока же мне предстояло провести поистине сказочную ночь в Йорке. Я остановился в гостиничном номере, который некогда занимала сама королева Виктория. Со всех сторон меня обступали воспоминания. Они до сих пор живут в этой старинной комнате и в предрассветные часы шелестят по углам подобно выцветшему от времени черному шелку.

За волшебной ночью последовал ранний старт.

Ньюкасл.

И вновь передо мной простирается дорога, которая рано или поздно приведет в Шотландию.

2

Эта дорога бодро петляла по безлюдным просторам. Временами она отклонялась от прямого курса на север, вынужденная огибать чересчур крутые холмы. А порой взбегала на склон и вновь устремлялась вниз, в укромные лощины. Иногда она сужалась до тропы, а затем вновь распахивалась в необъятную пустошь, поросшую темно-лиловым вереском. Вокруг царила почти полная тишина, нарушаемая лишь далеким блеянием овец да пением ветра в телеграфных проводах.

Над самыми верхушками холмов проплывали облака. Время от времени между этими белыми пуховыми подушками возникали черные контуры, напоминавшие клочки обгорелой бумаги, — вороньи стаи с хриплым карканьем пикировали с горных вершин в далекие долины. Взгляд скользил по пустынной местности, там и здесь натыкаясь на следы человеческой деятельности: местные жители, подверженные все той же удивительной всеобъемлющей любви к собственности, старательно возводили овечьи загоны. Эти стенки высотой в половину человеческого роста, сложенные из коричневого камня, обычно огораживали несколько акров пустоши, на которой паслись черномордые овцы. В жизни не видал более бодрых и жизнерадостных животных! Лохматые, довольно неряшливые на вид, они с неизменным оптимизмом бродили по скудной болотистой почве и, помахивая на ветру своими длинными мягкими хвостами, разыскивали пропитание.

Вот оно, шотландское Приграничье.

Попав в него, начинаешь ощущать одиночество, как посреди открытого океана. Бесконечные подъемы и спуски по склонам холмов напоминают скольжение по замерзшим морским волнам. И вот уже вы, подобно бывалому моряку, обшариваете взглядом окрестности в поисках признаков человеческого присутствия — пастуха с отарой овец, фермера на вспаханном поле, а лучше всего маленького белого домика с вьющимся над крышей дымком.