Эта теория имеет свои сильные и слабые стороны. В ее пользу, несомненно, говорят данные физиогномики. Мистер Фрэнсис приводит два портрета — короля Джеймса и графа Мара. Практически одинаковые лица! Сходство настолько бросается в глаза, что можно подумать, будто на обоих портретах изображен один и тот же человек. К недостаткам версии следует отнести недостоверность сведений о зловещей находке в стене Эдинбургского замка. Но и сторонники, и противники этой теории сходятся в одном: до конца своих дней Мария Стюарт считала Джеймса своим сыном. Она видела его только в детстве, но говорят, что мать и сын поддерживали связь и в дни ее печального заточения. По слухам, Мария как-то заявила: «Что же касается моего сына, то никто и никогда не сможет нас разлучить, ведь я давно уже живу не для себя. Все, что я делаю — исключительно ради него».

Те, кто поддерживает версию подмены, в доказательство ссылаются на очевидную холодность, которую девятнадцатилетний принц демонстрировал по отношению к плененной Марии Стюарт. Знал ли уже он тайну своего рождения, когда отсылал ей письмо, едва не разбившее материнское сердце? В этом послании он отказывался разделить с ней власть над Шотландией на том основании, что «ее содержат в заключении в столь отдаленном месте». Действительно ли Джеймс охладел к матери или же просто пошел на поводу у злых советчиков?

Полагаю, ключ к решению всех этих загадок скрыт где-то в стенах Эдинбургского замка. Где именно, никто не знает. Таинственный гробик был перепрятан по приказу полковника, на момент пожара командовавшего замковым гарнизоном. Остается надеяться, что рано или поздно останки будут обнаружены и подвергнуты посмертному изучению.

Тут же, на Замковой скале, стоит Национальный военный музей Шотландии — по моему твердому убеждению, величайший мемориал на всех Британских островах.

4

Я обнаружил, что мне не хватает слов, дабы описать Национальный военный музей Шотландии. Неудивительно, ведь это совершенно уникальный мемориал, ничего подобного я не видел нигде в мире. Думаю, не ошибусь, если скажу, что в нем воплощена душа Шотландии.

Наверное, со времени последней войны прошло еще слишком мало времени, чтобы мы могли спокойно и беспристрастно говорить о ней. Война не успела еще превратиться в героический эпос, слишком сильны боль и горечь в сердцах людей. Чувства эти выкристаллизовались в ряд материальных памятников, ставших своеобразными якорями для нашей памяти. Я имею в виду знаменитый Кенотаф в Уайтхолле и могилы Неизвестного солдата в Вестминстере, Париже и Вашингтоне. Спору нет, достойные мемориалы, однако, боюсь, они важны лишь для нас, поколения военного времени. Навряд ли они отзовутся слезами искренней боли в сердцах наших потомков. Нет, конечно, молодежь будет относиться с надлежащим уважением к национальным святыням, но я не верю, что через тридцать лет кто-нибудь придет помолиться к Кенотафу.

Мне довелось присутствовать при строительстве грандиозного канадского мемориала на гряде Вими. Прекрасное сооружение — одновременно величественное и трогательное в своем смирении, но, опять же, сомневаюсь, чтобы оно вызвало должный отклик у грядущих поколений.

Шотландия единственная из всех стран — участниц войны сумела создать прочувствованный и эмоциональный памятник. Ей удалось в полной мере выразить свою скорбь — возложить эту горестную ношу к ногам Бога и при том не утратить чувства меры и национальной гордости.

Наверное, кому-то покажется странным, что именно соотечественникам Джона Нокса оказалось это под силу — постичь и триумфально воплотить в камне идею веры. Их подвиг по своему значению вполне сопоставим с бессмертными достижениями католического средневековья.